Бои у мыса Сарыч 5/18 ноября 1914 г. Дредноут vs Броненосцы

[anonym_2M1uFuG1RCGS]

Бои у мыса Сарыч 5/18 ноября 1914 г.

(Из книги М.А. Петров "Два боя". Ленинград. 1926 г.)

Походный порядок русского флота

 

 

После трехдневного похода, имевшего целью уничтожение портовых сооружений в Трапезунде, осмотр прибрежных вод Анатолии и постановку минных заграждений у нескольких пунктов ее побережья, флот возвращался в Севастополь. На пути, 4 ноября, командующий флотом получил из Морского генерального штаба уведомление, что "Гебен" находится в море. Уголь был на исходе, не позволяя предпринять специальных поисков "Гебена", и флот продолжал свое движение, по-видимому, не слишком рассчитывая на случайную встречу с противником*.* Основными материалами при описании боя служило донесение Эбергарда о бое и описание, составленное В. Смирновым. (Прим. авт.)

Утром 5 ноября погода была тихая, легкий туман, горизонт дурной, в особенности W и N\W части. Флот шел в следующем походном порядке: Линейные корабли ("Евстафий" - флаг командующего флотом, "Иоанн Златоуст", "Пантелеймон", "Три Святителя", "Ростислав") - в одной кильватерной колонне. Сзади линейных кораблей - подивизионно миноносцы (1-й дивизион - типа "Дерзкий", 3-й дивизион - типа "Лейтенант Шестаков", 4-й и 5-й дивизионы типа "Лейтенант Пушин". Крейсера - в дозоре в 3,5 милях от флота: "Алмаз" впереди, справа "Память Меркурия", слева "Кагул".

Имея в виду не только изложение событий боя, но и тактический его анализ, нам приходится особенно внимательно рассмотреть особенности походного порядка флота, определившего собой исходное положение для его развертывания при встрече с "Гебеном". Как указывалось выше, встреча могла носить случайный характер и быть быстротечной, так как для "Гебена" бой с соединенными силами Черноморского флота не представлялся выгодным. Вероятнее всего, он стремился бы не ввязываться в продолжительное сражение, а поспешил бы уйти.

В данном случае, ввиду тумана и дурной видимости горизонта, вероятность случайной встречи увеличивалась, причем все данные были за то, что противник обнаружится на небольшой дистанции, сразу выйдя из мглы.

Так как адмирал Эбергард знал о присутствии "Гебена" в море и не имел никакого основания быть убежденным, что встреча с ним не произойдет, то, казалось бы, первой заботой его должно было быть соответственное построение походного порядка, чтобы иметь возможность: 1) в кратчайшее время перестроиться в боевой порядок, дабы сразу же атаковать неприятеля; 2) избрать такой строй, который дал бы возможность всем кораблям принять участие в атаке; 3) предусмотреть необходимость обеспечения атаки путем задержания противника в боевом соприкосновении с флотом, стремясь продлить время атаки, а затем и эксплуатировать ее.

Ориентирующим соображением для построения походного порядка могло служить наиболее вероятное направление, в котором более всего шансов обнаружить противника впереди по курсу. В действительности же линейные корабли шли в строе кильватера, что представляло большие удобства при соединенном плавании, так как, "следуя движению головного", корабли автоматически воспроизводят маневры адмирала, они как бы "на привязи" у него. Но в случае появления противника впереди, они обречены на длительный поворот, чтобы выстроить боевую линию, даюшую возможность ввести все орудия в бой. Выгодный курсовой угол, на который в этом случае должен был лечь флот, составлял около 80-90° (большие поправки на курсовой угол - следствие централизованной стрельбы, когда все корабли колонною сосредотачивают огонь по одной иели).

Между тем, если бы командующий флотом был проникнут идеей необходимости "кратчайшего развертывания", каковая диктовалась самой обстановкой, то он, вероятно, избрал бы другой походный порядок, даюший возможность сократить время перестроения по крайней мере наполовину. Это достигалось, например, строем двух кильватерных колонн с достаточными интервалами между ними.

Но разделение флота, даже в походном порядке, противоречило организации артиллерийской службы. Принцип "централизованного" управления огнем требовал, как жесткое правило, маневрирования флота в одной кильватерной колонне с точным удержанием места в строю. Момент незаконченного перестроения при открытии огня срывал организацию централизованной стрельбы. Флот не мог разделиться, корабли были привязаны друг к другу, и вместе - к кильватерной колонне.

Командующий флотом шел на головном корабле, но управляющий централизованным огнем - на "Иоанне Златоусте", втором в линии. Командующий флотом и командующий главным оружием, артиллерией, были разделены, находясь на разных судах. Сделано было это, исходя из соображений, что второй корабль будет менее подвержен огню противника, его средства связи будут более сохранены, а артиллерист относительно спокойно сможет управлять огнем бригады. Таким образом, инициатива маневрирования была у адмирала, ведение огня - у артиллериста. Их поступки могли оказаться несогласованными; мало того, они могли противоречить друг другу(* Вот она, эта зловредная тенденция, которая имела место на русском флоте, следствие чисто артиллерийского понимания тактики морского боя! Командующий как бы отстранен от артиллерии: он- "себе", и артиллерия- "себе". Последствия такой организации не могли не сказаться в бою! (Прим. авт.)). Наконец, сама система централизованного огня" предъявляла для дальнейшего маневрирования флота жесткие требования, лишающие боевую организацию основного свойства, необходимого в сражении - гибкости. В данном случае, при бое целого соединения с одним кораблем это чрезвычайно осложняло действия первого**.(** Главным доводом в пользу "централизованной стрельбы", культивировавшейся на Черноморском флоте, было соображение о необходимости всем кораблям сосредотачивать огонь по Гебену", при каковом условии флот мог осуществить превосходство огня перед последним. В пользу этого стремления было пожертвовано многими другими требованиями тактики и, прежде всего, гибкостью маневрирования. Насколько искусственна была организация централизованной стрельбы, насколько она мало была сообразована с боевой обстановкой, показал последующий бой. Но это можно было предвидеть и раньше. (Прим. авт.))

Таким образом, походный строй линейных кораблей и организация управления ими предопределяли, во-первых, длительное развертывание, во-вторых, негибкость флота в бою, и наконец, в-третьих, возможность дезорганизации командования.

Но, помимо линейных кораблей, в составе флота были четыре дивизиона миноносцев, среди них 1-й из новейших эскадренных миноносцев типа "Дерзкий", имевших 35-узловой ход и сильное минное вооружение; это были единственные корабли, обладавшие значительным преимуществом в скорости перед "Гебеном", как раз те, которые могли взять на себя задачу поиска и преследования его, смелой атакой задержать или вынудить его на повороты и маневрирование, с целью обеспечить развертывание и артиллерийский бой в выгодных условиях собственным линейным кораблям, столь медленным в своих движениях и столь негибким в своей организации.

Имея миноносцы впереди, расположить их походный порядок так, чтобы они могли сразу атаковать обнаруженного противника, охватив его кольцом четырех дивизионов, или ударив с двух сторон, может быть, подорвать его, чтобы сделать потом добычей линейных сил флота и решить проблему принуждения к бою неуловимого "Гебена"; наконец, придав миноносцы дозорным крейсерам, углубить их наблюдение, чтобы заручиться лишними минутами для развертывания - все это было в кругу доступных для командования Черноморского флота возможностей.

В действительности же таких намерений у адмирала Эбер-гарда не было: миноносцы шли сзади линейных кораблей, крейсера были одни. При обнаружении противника миноносцы должны были предпринять долгое маневрирование, чтобы идти в атаку; .они последними могли увидеть противника и рисковали не успеть атаковать его.

Все это мы читаем в походном порядке Черноморского флота. Я обмолвился выше, что бой продолжался всего 14 минут. Что мог флот сделать за это время, когда его исходное для развертывания положение было столь неудачным? Здесь, как часто и при разборе других сражений, возникает вопрос о причинах, побудивших командование, в данном случае адмирала Эбергарда, поступиться столь очевидными и столь необходимыми требованиями к боевому порядку.

Причин могло быть много: недостаток угля, необходимость вернуться в Севастополь за его пополнением, рутинные нормы тактики, несоответственная подготовка, недостаточная предусмотрительность, и тому подобное.

Но над всеми этими причинами, их покрывающей и исчерпывающей, несомненно, была одна: отсутствие у командующего упорного, непоколебимого стремления к атаке, отсутствие предприимчивости и инициативы, отсутствие сильной воли к победи вообше. Этого не было у адмирала Эбергарда, не было, следовательно, и импульса, который подсказал бы ему иное решение походного порядка для флота.

Черноморский флот здесь вновь был застигнут врасплох "Гебеном", как и в начале войны в Севастополе.

Развертывание и бой

В 12 ч 10 мин, находясь в .39 милях на SW от Херсонесского маяка (Ш 42"02' N, Д 33"5Г О) дозорный крейсер "Алмаз" обнаружил в 3,5 милях от себя неприятеля. Сделав сигнал "вижу неприятеля", "Алмаз" вернулся к флоту, заняв место сзади линейных кораблей. На кораблях была пробита боевая тревога. Следуя повороту флагманского корабля "Евстафий", дивизия линейных кораблей начала последовательно ворочать влево, приводя противника на курсовой угол 90°. Флот делал свой громоздкий поворот "на месте", не пытаясь сколько-нибудь сблизиться с противником.

Вскоре после поворота на "Евстафий" было замечено, что силуэты принадлежат "Гебену" и "Бреслау". Сильная пасмурность, а также дым кораблей флота, стлавшийся низко, благодаря сырости воздуха, и направлявшийся к западу, препятствовали хорошему определению расстояния дальномерами. Первое достоверное расстояние было получено "Евстафием" - 40 кб.

40 кб! Эта дистанция - самая выгодная для действительного огня 305- и 254-мм орудий, составлявших вооружение эскадры. На ней линейные корабли могли развить быстрый огонь, засыпать "Гебена" в 5-10 мин попаданиями! Этого срока было бы достаточно, чтобы огнем шестнадцати 305-мм и четырех 254-мм орудий нанести ему крупные повреждения. Вот случай, о котором мог только мечтать командующий Черноморским флотом!

Но флот в это время еше не закончил своего поворота. "Евстафий" не имел права начать стрелять иначе, как по указанию управляюшего огнем, находившегося на линейном корабле "Иоанн Златоуст". Между тем, минуты шли. Наконец сам адмирал Эбергард приказал открыть огонь, не дожидаясь "Иоанна Златоуста". "Евстафий" дал залп. Этот залп накрыл "Гебена", причем ясно видны были разрывы снарядов в его средней части.

"Гебен", по-видимому, лежавший на курсе Ost, стал поворачивать вправо, продолжая идти на сближение до первого русского залпа. После попадания "Евстафия" он склонился на курс, параллельный нашей эскадре, и, приблизительно минуту спустя, открыл огонь из всех башен, сосредоточив его на головном корабле русского флота.

 

Бой начался!

 

 

"Но здесь произошла роковая ошибка, из-за которой была упушена блестящая победа над "Гебеном"". "Евстафий", по личному приказанию командующего, против артиллерийской организации, выстрелил первым по своему собственному прицелу 40 кб и не уведомил об этом управляюшего централизованным огнем корабля "Иоанн Златоуст", дававшего в то же время по радиосети расстояние 60 кб, то есть с заведомым перелетом в 20 кб.

"Этим самым "Евстафий" сбил стрельбу всех остальных кораблей и не позволил открыть прямо "бешеного" огня со всех судов бригады. "Златоуст" же взял неверное расстояние вследствие плохой видимости "Гебена" из-за тумана и дыма бригады, повернувшей относительно неприятеля таким неудобным образом. Следствием этого была нерешительная стрельба, причем "Златоуст" и "Три Святителя" стреляли с неверной установкой прицела. То же случилось и с 6" огнем, который пустили по 12" прицелу. Таким образом, стрельба оказалась ниже всякой критики, как в смысле меткости, так и скорострельности.* "Евстафий" хорошо различал противника. На "Иоанне Златоусте" его видела хорошо лишь носовая башня. На "Пантелеймоне" башни не видели противника совсем. Концевой "Ростислав" вел огонь по "Бреслау", который скоро повернул и скрылся в тумане. По нему же был направлен огонь 152-мм орудий кораблей, стрелявших главным калибром по "Гебену".

"Гебен" сосредоточил свой огонь на "Евстафий". Его первый залп дал перелет в несколько сажен, причем один из снарядов пронизал дымовую трубу "Евстафия". Второй - перелет. Третий - два попадания. В дальнейшем - стрельба прошла нл недолетах.

Миноносцы, бывшие в походном порядке позади главных сил флота, сделали попытку идти в атаку, но не успели даже увидеть "Гебен". Заметив "Бреслау", они бросились за ним, но скоро потеряли его из виду. Крейсера описывали сложные эволюции, стараясь занять свои места в боевом порядке сзади и впереди строя линейных кораблей*.* Из письма одного черноморского артиллерийского офицера флагманскому артиллеристу Балтийского флота. (Прим. авт.)

В 12 ч 35 мин силуэт "Гебена" стал плохо виден, вскоре он резко повернул и окончательно скрылеяв тумане. Стрельба прекратилась.

Вот эти 14 минут боя.

Все опасения, которые возбуждали походный порядок флота и его боевая организация, нашли себе здесь полное подтверждение. Противник был открыт на дистанции решительного боя. Флоту не хватило времени, чтобы развернуться и успеть развить полную мощь своего огня. Негибкая организация в связи с фактом отделения управляюшего огнем от командующего сделали свое дело - стрельба была сорвана.

Эскадра выпустила следующее количество 305-мм снарядов: "Евстафий" - 12, "Иоанн Златоуст" - 6, "Три Святителя" - 12, "Пантелеймон" - ни одного. Между тем, откинув пристрелку, оставив только 5 мин на поражение, эскадра могла бы за это время послать около 70 снарядов, из которых в данных условиях боя не один десяток мог бы быть брошен в борт и палубы "Гебена".

Помимо дезорганизации стрельбы, ввиду указанных выше причин, немаловажную роль сыграло то обстоятельство, что дым своих кораблей стлался вдоль линии боя, закрывая цель. Казалось бы, командующий должен был это учесть, избрав иной курс и строй, но он, вероятно, не был свободен в силу требований к маневрированию, исходящих из правил централизованной стрельбы. Казалось бы, командиры сами могли выйти из строя, чтобы дать возможность своим башням видеть противника. Но та же причина на удержала их от подобного маневра. Они были прикованы к кильватеру.

Остается только удивляться, как в этих условиях были все-таки достигнуты попадания в "Гебен"! Он получил три 305-мм попадания и 11 - снарядами среднего калибра, коими на нем убило 12 офицеров, 103 матроса; ранило - 7 офицеров, 52 матроса, произведен пожар и повреждения, потребовавшие двухнедельного ремонта. Потери и повреждения "Гебена" превосходили таковые на русском флоте.

Это еше раз показывает, что отдельные корабли стреляли хорошо, и неудача может быть полностью отнесена на счет боевой организации и тактики.

Дальнейшие маневры адмирала Эбергарда после ухода "Гебена" также представляют глубокий интерес и, несомненно, поучительны. Эбергард в своем донесении пишет: "Стрельба прекратилась. Флот продолжал оставаться на прежнем курсе, в готовности продолжать бой, как только "Гебен" покажется вновь...*" * Не правда ли, удивления достойно невероятное количество эволюции и сложность маневрирования Черноморского флота, красноречиво иллюстрируемое схемой. Сколько на это ушло времени! (Прим. авт.)

Иначе говоря, флот не преследовал противника и курс его остался перпендикулярным тому направлению, в котором скрылся "Гебен". На нем флот продержался около 10 мин. Конечно, не было никакого основания рассчитывать, что "Гебен" покажется вновь. Этот маневр характеризует лишь растерянность командования. Далее в донесении командующего флотом говорится: "Около 12 ч 40 мин, не видя "Гебена" и имея намерение сблизиться с ним, я отдал приказание поворачивать вправо. Руль был положен право на борт, когда прямо по носу был усмотрен плавающий предмет. Остерегаясь возможности наброски плаваюших мин, я изменил направление и сделал поворот влево... Таким образом, намерение преследовать, помимо того, что сильно запоздало, выразилось в виде поворота в сторону, обратную той, в которой скрылся противник. Для начальника, имеющего твердую волю к продолжению боя, такие причины, как предположение наброски мин, неосновательны. Об этом можно еше было говорить в Русско-японскую войну, когда артурс-кая эскадра подозрительные предметы принимала за мины (между прочим, в бою 28 июля 1904 года эти подозрительные предметы, принятые за мины, вызвали эскадру на поворот, смешали ее строй в ответственный момент открытия огня; об этом адмирал Эбергард должен был знать). Но в мировую войну такое предположение обоснованным не могло быть и, конечно, ни в какой степени не служило оправданием столь неудачного осуществления решения преследовать, ворочая от противника.

"Гебен" больше не появлялся. Флот направился к Севастополю "...для преследования миноносцами уходившего по неизвестному направлению большим ходом противника не было достаточного запаса топлива, израсходованного за трехдневный переход".

Между тем, как цитированное донесение, так и другие телеграммы о бое, посланные командующим флотом (да и в действительности это было так), свидетельствовали о повреждениях, полученных "Гебеном". Командующий флотом не мог знать, насколько тяжелы эти повреждения. Он должен был в этом убедиться, выслав в погоню миноносец 1 -го дивизиона, чтобы атаковать его, если он потерял ход. Жалкой иронией звучит телеграмма Эбергарда, посланная на другой день в Морской генеральный штаб: "После вчерашнего боя "Гебен", вероятно, имеет серьезные повреждения и ушел в Босфор. Настоятельно необходимо принять самые энергичные меры для установления его местопребывания и точных данных о его повреждениях. Представляется это легко выполнимым, пользуясь поддержкой и содействием нейтральных держав, также многочисленностью армянского и греческого населения, рассеянного но портам".

Нет. Не при помощи "армянского и греческого населения", не путем сношений с Морским генеральным штабом адмирал Эбергард должен был выяснить результаты боя, а, в особенности, "местопребывание" "Гебена". Он мог и должен был выслать миноносцы при поддержке крейсеров, а затем и всего флота.

Повреждения флота были несущественны. Через 10 дней они были совершенно исправлены, и ни один корабль ни на одну минуту не был выведен из строя. Непосредственных результатов описанный бой на ход дальнейших событий в Черном море не имел. Случай поразить "Гебена" был упушен. Был еше, и не раз, он упущен потом, даже тогда, когда русский флот был значительно усилен вступлением в строй новых линейных кораблей. "Гебен" по-прежнему имел возможность производить свои налеты на Черноморское побережье. А между тем внимательное и своевременное изучение событий, о которых мы говорим, должно было убедить высшее командование, что командующий Черноморским флотом - не на высоте, что требуется назначение другого, более энергичного начальника, что надо в тактическую подготовку Черноморского флота внести существенные коррективы, что те дефекты, которые обнаружил этот бой, должны быть решительно устранены. Но то было время, когда промахи и выказанная неспособность к боевому командованию не всегда влекли за собой увольнение. К Эбергарду благоволил Николаи II, который не допускал его смешения. Его сместили только летом 1916 года, на третий год войны, когда к этим описанным выше промахам прибавился ряд других, и дальнейшее его оставление грозило полным провалом боевых операций русского флота на Черном море.

Был ли это лично адмирал Эбергард, или виной тому было влияние на него его флаг-капитана, человека с исключительно превратным взглядом на боевые операции, - трудно сказать. Но, несомненно, корень неудач лежал в плоскости несоответствия своему назначению командования.

А между тем сами корабли Черноморского флота в отношении боевых качеств личного состава и обшей выучки представляли прекрасный боевой материал, что и было ими не раз выкачано в отдельных мелких операциях, где младшим начальникам предоставлялась инициатива.

 

[yook]

DrMort (17 Авг 2012 - 08:05) писал:

Остается только удивляться, как в этих условиях были все-таки достигнуты попадания в "Гебен"! Он получил три 305-мм попадания и 11 - снарядами среднего калибра, коими на нем убило 12 офицеров, 103 матроса; ранило - 7 офицеров, 52 матроса, произведен пожар и повреждения, потребовавшие двухнедельного ремонта

В реальности у Гебена одна дырка в 6" каземате.
12 трупов.
Книга неочень.
Начните с Лорея.
Я уж не говорю о традиционном, для советских историков, пинании Эбергарда.
Которые зачем-то выпячивают не сильно удачный Сарыч и упорно молчат про отлично проведённый бой у Босфора 10 мая 15 года.

[anonym_1RrMaZD4YuyC]

yook (17 Авг 2012 - 13:18) писал:

упорно молчат про отлично проведённый бой у Босфора 10 мая 15 года.

Подробнее пожалуйста.

[anonym_2M1uFuG1RCGS]

бой у Босфора

 

 

"Случается слышать утверждения, что опыт прошлых войн, насколько его можно извлечь из морской истории, может быть ценным в области стратегии, но что в тактике ценность его будет невелика, благодаря огромным переменам в материальной части. В этом утверждении имеется доля правды, вполне достаточная для того, чтобы оно стало очень опасным".

Адмирал сэр Сайприан Бридж. "Искусство морской войны" (1907)

От автора. Второму бою русского Черноморского флота с германо-турецким линейным крейсером "Гебен", случившемуся 10 мая 1915 г. у устья Босфора, в военно-исторической литературе "повезло" гораздо меньше, чем первому - бою у мыса Сарыч 18 ноября 1914 г. Первому столкновению черноморской эскадры с флагманом османского флота нашлось место буквально во всех монографиях, хрестоматиях, учебниках по истории военно-морского искусства и воспоминаниях ветеранов Первой мировой войны. Более того, анализ боеспособности черноморской эскадры и эффективности ее действий 18 ноября стал предметом весьма острой заочной дискуссии между двумя бывшими офицерами императорского флота - выдающимся военно-морским историком и теоретиком М.А. Петровым - автором вышедшей в СССР книги "Два боя" (1926) - и известным подводником Я.И. Подгорным, который спустя три года опубликовал в эмигрантском "Зарубежном морском сборнике" статью "К истории действий русского флота в мировую войну", посвященную 15-летию боя у Сарыча. Бой у Босфора, увы, не удостоился столь пристального внимания отечественных исследователей. Немецкие же летописцы Великой войны, вообще не склонные акцентировать внимание на боевых эпизодах, в которых германские корабли "показывали неприятелю корму", излагают события 10 мая 1915 г. более чем схематично. Между тем обстоятельства боя у Босфора, как нам кажется, весьма интересны с точки зрения специфики обстановки и мотивов реализованных противниками тактических решений.

В феврале 1915 г., в преддверии вторжения англо-французов в Дарданеллы, российская ставка поставила перед флотом Черного моря новую важную задачу. Штаб верховного главнокомандующего предложил командующему флотом адмиралу А.А. Эбергарду энергичными демонстрациями перед устьем Босфора, а возможно и фактической высадкой десанта в непосредственной близости от оттоманской столицы сковать резервы неприятеля и отвлечь внимание командования турецкой армии от событий в Галлиполи.

19 февраля (здесь и далее все даты приведены по новому стилю) начальник штаба главковерха генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич телеграфировал в Севастополь, что "в ближайшем времени предполагаются совместные действия англо-французского флота с участием десантного корпуса против Дарданелл", и предписал флоту "оказать содействие в виде демонстрации у проливов, которая в зависимости от достигаемого нашими союзниками успеха, может быть развита включительно до занятия Босфора". Российская ставка с некоторым скептицизмом оценивала шансы союзников, однако главковерх великий князь Николай Николаевич полагал нелишним зарезервировать за официальным Петроградом "право возможно большего голоса в мирных переговорах" на случай решительного успеха англо-французов и выхода Турции из войны. Через пять дней - 24 февраля - ставка поставила комфлоту задачу "использовать все имеемые средства, чтобы развить возможно большую деятельность, не подвергая броненосцы явному риску".

Командующий флотом Черного моря адмирал А.А. Эбергард.

В тот же день начальник штаба верховного главнокомандующего предложил А.А. Эбергарду "присоединить к флоту" линкор "Ростислав", отправленный к побережью Восточной Анатолии для содействия Приморскому отряду Кавказской армии. Для участия в предполагаемой босфорской десантной операции ставка назначила 5-й Кавказский корпус генерал-лейтенанта Н.М. Истомина в составе 1-й и 2-й пластунских бригад, 3-й пехотной дивизии с артиллерией и инженерными подразделениями - всего 37 тыс. штыков при 60 орудиях (позднее штаб главковерха распорядился усилить корпус батальоном Гвардейского экипажа).

Капитан 2-го ранга М.И. Смирнов, направленный в штаб командующего союзной эскадрой вице-адмира-ла С. Кардена, предостерегал российское командование: "Когда союзные флоты появятся перед Царьградом, ... турки заключат мир на каких угодно условиях и Босфора брать не придется. Решение наше исторической задачи произойдет без нашего участия". Михаил Иванович, находившийся, вероятно, под сильным впечатлением от зрелища сосредоточенной в Эгейском море "непобедимой армады", телеграфировал адмиралу А.А. Эбергарду, что лучшие неприятельские батареи "приводятся в молчание через час после начала бомбардировки их двумя кораблями типа "Агамемнон", турецкие снаряды, даже 14-дюймовые, производят ничтожное действие по судам, мины легко вытраливаются".

Однако на деле с "вытраливанием" турецких мин возникли серьезные затруднения. 18 марта, когда флот союзников (теперь им командовал контр-адмирал Дж. Де Робек) предпринял попытку с боем форсировать Дарданеллы, на минных заграждениях, прикрываемых "бесполезными" береговыми батареями, погибли британские линейные корабли "Иррезистибл" и "Оушен" и французский "Буве". Неожиданная конфузия грозной англо-французской эскадры заметно охладила пыл завоевателей Константинополя. Российская ставки приостановила переброску корпуса Н.М. Истомина из Батума в Одессу, а союзники приступили к планомерной подготовке полномасштабной десантной операции в Дарданеллах.

Русский же флот приступил к демонстративным действиям передустьем Босфора, стремясь облегчить положение союзников, которые 25 апреля высадились на Галлиполийском полуострове и увязли в упорной обороне турок. 28 марта, 25 апреля, 2 и 3 мая 1915 г. корабли Черноморского флота во взаимодействии с авиацией, доставленной в предпроливную зону на борту гидроавиатранспортов, нанесли первые удары по укреплениям верхнего Босфора.

6 мая 1915 г. флот возвратился в Севастополь из очередного боевого похода к турецкому побережью. Дважды обстреляв прибосфорские батареи, эскадра нанесла артиллерийский и бомбовый удары по Инаде и осмотрела легкими силами прилегающие к Босфору участки анатолийского и румелийского побережья. Русские причинили турецкому судоходству ощутимые потери, уничтожив 10 судов (в том числе четыре парохода), а итальянский транспорт "Амалия", уличенный в перевозке контрабанды из Румынии в Константинополь, был приведен в Севастополь на буксире крейсера "Кагул". Не обнаружив в течение шестидневного похода ни одного неприятельского военного корабля, адмирал А.А. Эбергард доложил в ставку, что "турецкий флот будет и впредь уклоняться от встречи с нашим и выступать лишь против нашего десанта и вспомогательных судов, подверженных случайным атакам при отсутствии ближней базы у нас в районе действий".

Однако этот оптимистичный вывод оказался преждевременным. Уже на следующий день - 7 мая - корабельные станции "беспроволочного телеграфа" начали прослушивать работу радиостанций крейсеров "Бреслау" и "Гамидие", а на рассвете 8 мая адмирал А.А. Эбергард получил донесение поста службы связи на мысе Айя: в 5 часов утра в 15 милях от берега показался линейный крейсер "Гебен", проследовавший вдоль побережья в сторону Севастополя и вскоре удалившийся в юго-западном направлении.

Германо-турецкий линейный крейсер "Гебен" ("Явуз Султан Селим") после похода в Черное море. Первая половина 1915 г.

Действительно, в это время в Черном море находились все три крейсера османского флота. 6 мая командующий германо-турецкими морскими силами контр-адмирал Вильгельм Сушон направил в западную часть моря "Бреслау" (в турецком флоте - "Мидилли") а в восточную часть - "Гамидие" с задачей "нанести ущерб неприятельским морским силам и морской торговле, обеспокоить неприятельские прибрежные пункты"[1]. Сам же неутомимый В. Сушон поднял свой флаг на линейном крейсере "Гебен" ("Явуз Султан Селим"), едва завершившем ремонт после подрыва на русских минах в декабре 1914 г., и выдвинулся в центральную часть Черного моря. Не обнаружив противника 6 мая, на следующее утро командующий флотом отдал командиру "Бреслау" корветтен-капитану Р. Мадлунгу приказ показать флаг у румынского побережья, а "Гамидие" под командованием ярбая (капитана 1-го ранга) Васифа Мухиттина (германский командир - корветтен-капитан барон Е. фон Коттвиц) ушел в Зунгулдак за углем. Сушон на своем флагманском корабле решил подняться к берегам Крыма, намереваясь продемонстрировать русским, что оттоманский флот, несмотря на подрыв "Явуза", потерю "Меджидие" и тяжелое положение в Дарданеллах, "намерен и впредь плавать в Черном море и сохранять свободу действий". По некоторым сведениям, командующий неприятельским флотом предполагал, кроме того, обстрелять Ялту, однако уже в море отменил бомбардировку - В. Сушон опасался попасть на минные заграждения или быть атакованным русскими подводными лодками, развернутыми перед побережьем Крыма в связи с приездом сюда Николая II. Утром 8 мая "Гебен" прошел вдоль южного берега полуострова от Ялты до Херсонеса, где и был усмотрен бдительными подчиненными начальника службы связи Черноморского флота капитана 1-го ранга В.Н. Кедрина.

Узнав о появлении "Гебена" вблизи Севастополя, адмирал А.А. Эбергард тотчас сигналом приказал эскадре поднимать пары, намереваясь развернуть флот перед главной базой и тем самым прикрыть побережье Крыма и, кроме того, обезопасить переход следовавших из Керчи в Севастополь транспортов с углем. Для "освещения" внешнего рейда и обеспечения выхода эскадры в воздух поднялись гидросамолеты. В 11:20 корабли начали сниматься с бочек и якорей и установленным порядком - крейсера, за ними полубригада миноносцев, затем линкоры и оставшиеся миноносцы - выходить за боновые ворота. Через полчаса снявшейся было 2-й линейной бригаде дали отменительный сигнал, и "Три Святителя" и "Ростислав" возвратились на свои места "по диспозиции". Предполагая сразу вступить в бой с флагманом неприятельского флота, комфлот решил не связывать себя старыми кораблями, ход которых на 2 узла уступал скорости наиболее боеспособной 1-й линейной бригады.

Однако вскоре Андрей Августович убедился в том, что дерзкий противник удалился в открытое море (вечером того же дня "Гебен", "Бреслау" и "Гамидие" вернулись в Стению, так и не обнаружив русских кораблей), и вызвал из Севастополя бригаду контр-адмирала князя Н.С. Путятина. "Три Святителя" и "Ростислав" в 13:52 вновь снялись с бочек, в сопровождении четырех миноносцев вышли в море южным фарватером и в 4 часа пополудни присоединились к эскадре.

Теперь под флагом адмирала А.А. Эбергарда собрался без малого весь флот Черного моря: пять линейных кораблей, три крейсера, гидроавиатранспорт, 15 миноносцев и шесть мореходных тральщиков. В этом боевом походе впервые принял участие 2-й дивизион эсминцев (правда, пока без "Пылкого" и "Поспешного", еще не принятых в казну). Начальник дивизиона капитан 1-го ранга А.В. Зарудный вывел в море миноносцы "Громкий" (брейд-вымпел, командир корабля - капитан 2-го ранга Ф.О. Старк), "Счастливый" (капитан 2-го ранга Ф.Д. Климов) и "Быстрый" (капитан 2-го ранга Б.А. Быков), буквально накануне завершившие сокращенную по обстоятельствам военного времени программу приемных испытаний.

Командующий флотом принял решение следовать к турецкому побережью, где намеревался осмотреть легкими силами побережье Угольного района (Зунгулдак - Эрегли) и подвергнуть очередной - пятой по счету - бомбардировке укрепления верхнего и среднего Босфора. Для проводки за тралами кораблей ударной группы и контрольного траления района боевого маневрирования и была присоединена к флоту морская партия траления под командой капитана 2-го ранга И.Г. Энгельмана - пароходы-тральщики "Витязь" (брейд-вымпел, командир корабля - лейтенант И.А. Морозов), "Россия" (лейтенант Л.В. Благовещенский), "Св. Николай" (лейтенант П.А. Алексеев) и заградители "Великая княгиня Ксения" (лейтенант Н.Г. Виноградский), "Великий князь Константин" (старший лейтенант М.И. Бужинский) и "Великий князь Алексей" (лейтенант П.В. Каневский)[2]. Задача доразведки объектов удара и своевременного обнаружения неприятельских кораблей возлагалась на 1-й корабельный авиационный отряд лейтенанта Н.Р. Вирена в составе трех "Кертисов" (№ 22, 24 и 25) американского производства и двух отечественных М-5 (№ 29 и 30). Одному из "гидро" предстояло вскрыть обстановку в глубине Босфора. Аэропланы были взяты на борт вспомогательного крейсера - так в это время официально классифицировались гидроавиатранспорты - "Император Александр I" под командой капитана 1-го ранга П.А. Геринга.

В 16 часов по сигналу адмирала флот построился в дневной походный порядок[3] и лег на курс 216 град, - на о. Кефкен - и дал 10 узлов хода, через 50 минут увеличив скорость до 12 узлов. Перестроившись с наступлением темноты в ночной ордер[4], в 21 час эскадра уменьшила ход до 11 узлов. В четверть пятого утра 9 мая командующий флотом, дабы не приходить на вид берега до рассвета, приказал последовательно ворочать на 32 румба вправо, а через полчаса, находясь в 75 милях от мыса Баба, лег на курс 180 градусов. В 05:50, приблизившись к побережью Гераклии на 60 миль, Черноморский флот повернул на запад и через час уменьшил ход до 10 узлов.

Крейсер "Память Меркурия", первым обнаруживший "Гебен" утром 10.05.1915 г.

Одновременно с последним поворотом адмирал А.А. Эбергард направил "Кагул" и "Память Меркурия" в сопровождении пары "нефтяных" миноносцев к турецкому берегу - им надлежало осмотреть побережье Угольного района (еще в Севастополе комфлот получил агентурные сведения о выходе из Босфора в Эрегли четырех пароходов-угольщиков). Главные силы флота продолжали крейсировать двухчасовыми галсами на курсах 62 и 242 град., прикрывая действия крейсеров и эсминцев на прибрежной коммуникации неприятеля.

Пока "Кагул" (флигель-адъютант капитан 1-го ранга С.С. Погуляев) и "Беспокойный" (капитан 2 ранга С.А. Берх) обходили район Килимли - Зунгулдак - Козлу, крейсер "Память Меркурия" (капитан 1-го ранга М.М. Остроградский) под флагом начальника крейсерской бригады контр-адмирала А. Г. Покровского и эсминец "Дерзкий" (капитан 2-го ранга А.О. Гадд) под брейд-вымпелом начальника 1-го дивизиона миноносцев капитана 1-го ранга князя В.В. Трубецкого проложили курс к Эрегли. Прибыв на рейд, русские корабли взяли под обстрел портовые сооружения и стоящие в гавани суда. Под прикрытием огня корабельной артиллерии моторный катер со шлюпкой на буксире свез на берег подрывную партию "Дерзкого" во главе со старшим минным офицером эсминца лейтенантом В.Н. Катрухиным, которая высадилась прямо на портовый причал. Однако отважным десантникам, попавшим под ружейный огонь турок, пришлось ретироваться; они без потерь возвратились на миноносец. С русских кораблей были видны возникшие в порту пожары. Кстати, на борту "Дерзкого" находился присланный ставкой от Скобелевского комитета кинооператор, который "зафильмировал" и обстрел Эрегли, и последовавший вскоре бой с "Гебеном".

Оттоманский транспортный флот, и без того не слишком многочисленный, в этот день лишился трех пароходов-угольщиков. В районе Козлу русские корабли настигли "Селаник" (1127 брт), получивший тяжелые повреждения и не восстановленый до конца войны. "Миллет" (812 брт) отправила на дно артиллерия "Меркурия" и "Дерзкого" прямо в гавани Эрегли, а пароход "Садич" (763 брт), попытавшийся укрыться под берегом у Чамли, был обнаружен эсминцем "Беспокойный" и, получив несколько попаданий, сел кормой на отмель.

Около 11:40 "Память Меркурия" и "Дерзкий" прекратили бомбардировку Эрегли и вскоре присоединились к флоту. Последний в 4 часа пополудни, находясь на меридиане устья реки Сакария в 86 милях от него, по сигналу А.А. Эбергарда застопорил машины и приступил к погрузке угля с линейных кораблей на миноносцы 4-го и 5-го дивизионов. К половине шестого бункеровку завершили - на каждый миноносец было подано по 90 т топлива, - и эскадра двинулась в западном направлении (курс 290 град.). В 21 час флот перестроился в ночной походный ордер и лег на курс 195 град. - на Босфор.

Линейный корабль "Три Святителя", назначенный для бомбардировки босфорских укреплений.

Командующий Черноморским флотом предполагал на рассвете 10 мая подойти к устью пролива и подвергнуть укрепления верхнего и среднего Босфора 4-часовой бомбардировке артиллерией линейных кораблей "Три Святителя" и "Пантелеймон" с рубежа, расположенного в 30 - 40 каб от босфорских входных маяков Румели-Фенер и Анатоли-Фенер. 12-дюймовых снарядов предполагалось израсходовать не более 60 на корабль, расход 6-дюймовых не ограничивался. Далеко не блестящие результаты предыдущих бомбардировок босфорских батарей заставили командование флота откорректировать организацию стрельбы - предписывалось вести огонь только по отчетливо наблюдаемым целям и как можно дольше держать под обстрелом каждый объект. По-видимому, это решение диктовалось анализом агентурных сведений о результатах бомбардировки 25 апреля. По сведениям армейской разведки, "стрельба по Анатоли-Каваку началась вполне удачно, первыми тремя выстрелами цель была взята в вилку, но затем огонь был перенесен на другие цели, стрельбы по коим не дали никаких результатов".

"Евстафию", "Иоанну Златоусту" и "Ростиславу" предстояло остаться мористее для прикрытия ударной группы. Замена "Пантелеймона" более слабым и тихоходным "Ростиславом" в боевом порядке 1-й линейной бригады серьезно снижала боевые возможности основного соединения флота: ощутимо уменьшались эскадренная скорость и вес бортового залпа и, главное, нарушалась отработанная организация централизованного управления огнем бригады. Однако для этой "рокировки" имелись весомые причины.

Во-первых, полная дальность стрельбы 12-дюймовой артиллерии "Пантелеймона" (110 каб) на целых полторы мили превышала таковой же показатель 10-дюймовок "Ростислава", что не позволяло последнему обстреливать расположенные в глубине Босфора батареи Филь-Бурну, Кичели-Бурну, Анатоли-Кавак (анатолийский берег), Мавро-Моло, Сары-Таш и Румели-Кавак (румелийский берег).

Во-вторых, приходилось считаться с возможностью не только появления вездесущего "Гебена" со стороны моря, но и его вылазки из пролива. Еще 14 марта 1915 г., в преддверии первой бомбардировки босфорских укреплений, начальник 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирал князь Н.С. Путятин, которому предстояло непосредственно руководить обстрелом, поделился с флаг-капитаном по оперативной части командующего флотом капитаном 1-го ранга К.Ф. Кетлинским некоторыми соображениями по поводу "плана операции против Кара-Бурну". Отказываясь поверить в то, что "неприятельский флот не прибегнет воспользоваться столь благоприятным случаем и не постарается атаковать ближайшую группу", осторожный князь Николай Сергеевич предупреждал флаг-капитана: "В случае боя главные силы 2-ю бригаду поддержать не могут. Если из боя выйдут корабли (линейные. - Д.К.), то относительно тральщиков можно наверное сказать, что они обречены на гибель". Начальник 2-й бригады полагал необходимым усилить ударную группу "еще одним кораблем с дальнобойной 12-дюймовой артиллерией и миноносцами 1-го дивизиона для обеспечения отряда на случай боя с неприятельским флотом". На сей раз комфлот, не располагавший сведениями о нахождении "Явуза" в Черном море, выделил в распоряжение князя Путятина линкор "Пантелеймон", согласившись на ослабление отряда прикрытия.

В 4 часа утра 10 мая, когда до устья Босфора оставалось 23 - 24 мили, адмирал Эбергард, опасавшийся приближаться к берегу в темноте, развернул флот на 16 румбов (на курс 15 град.) и с рассветом - в половине пятого - вновь лег на курс 195. В четверть шестого, находясь в 22 милях от маяка Анатоли-Фенер по пеленгу 20 град., флот подвернул влево (на курс 151), чтобы выйти в точку "А" - исходный пункт ведущего в пролив протраливаемого "канала". Погода стояла отменная - море 1 балл, прекрасная видимость, и только берега покрывала легкая мгла. "День обещал быть очень хорошим, как бывают хороши весенние дни на Черном море", - свидетельствует очевидец.

В 05:40 началось тактическое развертывание ударных и обеспечивающих сил. По сигналу командующего флотом линейные корабли "Три Святителя" (флаг контр-адмирала князя Н.С. Путятина, командир корабля - капитан 1-го ранга В.К. Лукин) и "Пантелеймон" (капитан 1-го ранга М.И. Каськов) вышли из строя, поставили фортралы и двинулись к мысу Эльмас, пропустив вперед тральщики партии И.Г. Энгельмана (в документах того времени - "быстроходные тралеры") и шесть старых миноносцев 4-го и 5-го дивизионов с парными тралами. В охранение линкоров ударной группы вступили два "нефтяных" эсминца 1-го дивизиона под командой князя В.В. Трубецкого. Одновременно поднялась в воздух летающая лодка М-5 № 29, спущенная с гидрокрейсера "Император Александр I", однако уже через 5 минут аэроплану пришлось приводниться из-за неисправности мотора. В половине седьмого с предписанием "вести непрерывное воздушное наблюдение за Босфором и морем" взлетел "Кертис" № 22, пилотируемый инженер-механиком лейтенантом Н.Л. Михайловым (наблюдатель - унтер-офицер Семенов). Основные силы флота в 05:40 легли на курс 110 град, и уменьшили ход до 6 узлов, держась в 18 - 20 милях от горла пролива. Через 50 минут А.А. Эбергард развернул эскадру на курс 300 и увеличил скорость до 8 узлов. Крейсера были отправлены в дозор: "Кагул" - на запад, "Память Меркурия" - на восток.

В половине седьмого "Меркурий", отошедший от флота миль на 15, потопил небольшой турецкий парусник с грузом угля и через 10 минут обнаружил восточнее-северо-восточнее себя большой дым. Контр-адмирал А.Е Покровский распорядился увеличить ход до самого полного и начал сближение с неизвестной целью.

"Расстояние сокращалось с огромной быстротой. Вне всякого сомнения, навстречу шел большой быстроходный корабль. На мостике разгорелся спор. Одни полагали, что это "Бреслау", другие - "Гебен". Крейсер все больше отдалялся от своих...

Судовой штурман, старший лейтенант Виноградский - "кот в сапогах" (так его звали за огромные бурковые сапоги, из которых он не вылезал на походе), горячился, утверждая, что это "Гебен".

- Во всяком случае, я считаю неблагоразумным так отдаляться от наших главных сил, - заявил он, неотрывая глаз от бинокля.

- Что ты там скулишь, Федя? - отозвался старший артиллерист, лейтенант Рыбалтовский, тоже не отрываясь от своего огромного артиллерийского бинокля. - Всюду тебе мерещится "Гебен", это, наверное, "Бреслау".

- Испытаешь, дорогой, на своей шкуре, кто прав, - огрызнулся Федя и стал подниматься к главному компасу...

- В дальномер мачты видны! - громко объявил сигнальный унтер-офицер Долгов.

Штурман поднялся к 18-фунтовому дальномеру.

- Ну что, Федя, чьи мачты?

В дальномере, над густым дымом, ясно обозначились характерные рога "гебенской" радиостанции. Штурман хорошо их знал, так как плавал вместе с "Гебеном" в международной эскадре[5].

- "Гебен"! Ясно видны его мачты и трубы, - последовал торжествую-щий ответ. - Расстояние до него 150 кабельтовых. Надо немедленно ворочать!

Крейсер повернул. Споры затихли. Теперь было не до них... "[6]

На флагманском "Евстафии" приняли радио начальника крейсерской бригады - "Глаголь NW 8027", что означало "Вижу "Гебен", его курс норд-вест 80, скорость 27 узлов"[7]. В 06:58 установленным сочетанием специальных цветных дымков (черный - красный - черный) просигнализировал об обнаружении "Гебена" и гидроплан лейтенанта Н.Л. Михайлова. Крейсер "Память Меркурия", объятый клубами дыма, спешно ретировался к эскадре, напрягая все силы своих изношенных механизмов. С неприятельского корабля, который с угрожающей быстротой сокращал дистанцию, прожектором дали свои позывные - "GB", но едва ли на русском крейсере оценили этот глумливый юмор...

Командующий германо-турецким флотом вице-адмирал В. Сушон (справа) и командир "Гебена" капитан цур зее Р. Аккерман (фото 1916 г.).

Известия о появлении русских кораблей перед Эрегли и о дерзкой высадке десантной партии, полученные в Константинополе в 8 часов утра 9 мая, изрядно встревожили турецкую главную квартиру - Энвер-паша и его сподвижники всерьез опасались высадки крупного русского десанта для уничтожения копей и оборудования для погрузки угля. В 10:25 командир "Гебена" капитан цур зее Рихард Аккерман получил боевое распоряжение следующего содержания: "Как можно скорее следовать к Бендер - Эрегли, где русский крейсер послал шлюпки на берег; о выходе донести; командующий флотом не пойдет на Гебене". Через полчаса на "Явузе" приняли радио контр-адмирала В. Сушона с уточнением обстановки: "Крейсер "Кагул" (в действительности "Память Меркурия" - Д.К.) в 10 ч. обстреливает Эрегли, в 10 ч. 30 м. обстрел продолжается; десант отходит; в море показались еще военные корабли, идущие к Эрегли".

На "Гебене", только накануне вечером возвратившемся в Стению из рейда к берегам Крыма, быстро подняли пары во всех котлах, и к часу дня флагман германо-турецкого флота вышел из Босфора. Миновав район минных заграждений, линейный крейсер лег на курс 23 град., предполагая к 6 часам пополудни быть у Эрегли и внезапно атаковать оперирующие там русские корабли. Однако вскоре задача Р. Аккермана существенно усложнилась. В 14:25 контр-адмирал В. Сушон сообщил командиру "Гебена", что в 10:40 русские крейсер и эсминец прекратили обстрел и отошли на север - на соединение с находящимся мористее линкором "Иоанн Златоуст". "Гебену попытаться нанести потери противнику", - телеграфировал командующий. Дело принимало другой оборот. Для командира германского корабля стало очевидным, что ему предстоит иметь дело не с отрядом легких сил во главе с тихоходным крейсером, который мог стать легкой добычей "Гебена". Вероятнее всего, у побережья Гераклии крейсировал весь Черноморский флот, который, как отлично знали немцы по опыту первого года войны, всегда держался соединенно именно на случай встречи с "Явузом".

Крейсерство линейного керйсера "Гебен" 9 - 10 мая 1915 г. Из журнала "Морской сборник" № 9/1935 г.

Вскоре возникла еще одна проблема. В 14:38 с германского крейсера была усмотрена подводная лодка в крейсерском положении, погрузившаяся при приближении "Гебена". Это был "Тюлень" старшего лейтенанта П.С. Бачманова, находящийся на плановом дежурстве в прибосфорском районе. Резонно опасаясь, что субмарина известит русский флот о выходе "Явуза" из пролива, Р. Аккерман демонстративно лег на обратный курс и до 18 часов имитировал возвращение в Босфор. Немцы сумели ввести командира русской лодки в заблуждение, и "Тюлень" не оповестил адмирала Эбергарда о появлении германского крейсера-дредноута в Черном море.

Командир "Гебена", располагавший лишь сведениями четырехчасовой давности об отходе русского крейсера с миноносцами от Эрегли, предположил, что неприятельский флот соединится вне видимости берега и остаток дня и следующую ночь будет держаться где-то у гераклийского берега, а с рассветом нанесет удар по одному из пунктов побережья между Босфором и Зунгулдаком. Поставленная Аккерману задача "нанесения потерь противнику" могла быть успешно решена только в том случае, если русский флот вновь разделит свои силы, и командир германского линейного крейсера продолжал настойчиво искать такую возможность.

Отойдя мористее, "Гебен" 12-узловым ходом направился на восток и около половины пятого пополудни на дистанции около 60 миль разошелся с русским флотом. Как раз в это время эскадра А.А. Эбергарда лежала в дрейфе, перегружая уголь на миноносцы. Русские корабли совершенно не дымили, и поэтому, несмотря на отличную видимость, остались незамеченными с германского крейсера. Не обнаруживая неприятеля и полагая, что факт выхода "Явуза" стал известен командующему русским флотом, капитан цур зее Р. Аккерман принял решение не искать встречи с неприятельской эскадрой в этот вечер, чтобы не навлечь на себя ночных атак быстроходных русских эсминцев. Замысел командира "Гебена" состоял в том, чтобы к исходу дня выдвинуться к побережью Угольного района, в течение ночи держаться на траверзе Эрегли и с рассветом начать поиск противника в направлении Босфора, соблюдая режим радиомолчания. В случае обнаружения русского флота, занятого бомбардировкой береговых укреплений, Р. Аккерман предполагал нанести по отделившимся от эскадры кораблям внезапный удар.

Турецкие миноносцы эсминцы шихаусской постройки в походе. Именно к этому типу принадлежал "Нумуне-И Гамийет". Справа - германский командир миноносца "Нумуне-И Гамийет" обер-лейтенант Отто Зоммер.

Ночь прошла спокойно, но уже в четверть шестого утра 10 мая турецкий эскадренный миноносец "Нумуне-И Гамийет" под командой кидемли юзбаши (капитана 3-го ранга) Незира Абдуллы (германский командир - обер-лейтенант О. Зоммер), вышедший из Босфора для усиления корабельного дозора из канонерских лодок босфорской крепости, усмотрел севернее себя дым и направился в его сторону 15-узловым ходом. В 05:40 О. Зоммер опознал неприятельский флот и тотчас радировал контр-адмиралу Сушону: "Семь русских военных кораблей в квадрате 228, курс SO". Полагая, что корабли, втягивающиеся в устье пролива, намереваются ставить мины, в 07:10 с дистанции 41 каб "Нумуне" открыл огонь по русским тральщикам, но его тотчас отогнал несколькими залпами "Пантелеймон" (кроме того, русский линкор сделал семь выстрелов из 12-дюймовых орудий по усмотренному в глубине пролива некоему крупному кораблю, опознанному как броненосец типа "Торгуд Рейс") и с безопасного расстояния наблюдал за разворачивающейся картиной боя, продолжая по радио доносить о действиях русских.

Около 6 часов Аккерману доложили радиограмму командира "Нумуне". Повидимому, русские не подозревали о том, что "Гебен" находится в море, и собирались бомбардировать форты Босфора. Германский корабль проложил курс в указанный миноносцем квадрат и в половине седьмого обнаружил дым, а через 15 минут - еще два. В четверть восьмого с мостика "Явуза" был виден весь русский флот, впервые за всю войну разделенный перед лицом грозного врага.

Таким образом, командиру "Гебена" удалось реализовать свой замысел и застать врасплох русскую эскадру, развернутую для обстрела босфорских укреплений. Капитан цур зее Р. Аккерман оказался в положении, которого тщетно искал его непосредственный начальник в течение первых месяцев войны. "Никогда "Гебен" не был в таких выгодных условиях и никогда наш флот не был так близок к катастрофе", - напишет впоследствии один из офицеров-черноморцев[8].

С главных сил русской эскадры, шедших, напомним, курсом 300 град. 8-узловым ходом, дым приближающегося "Явуза" усмотрели в 06:50 на правой раковине. До кораблей контр-адмирала князя Н.С. Путятина, втягивающихся в устье Босфора, было не меньше 15 миль! Адмирал А.А. Эбергард тотчас по радио отозвал из пролива ударную группу и дал общий сигнал "*** - Он" - "Построиться в боевой порядок". Стремясь как можно скорее присоединить к флоту "Пантелеймона" и "Трех Святителей", командующий распорядился ворочать на курс 150 град. - навстречу отходящему из Босфора отряду.

По сведениям А.П. Лукина, первым об обнаружении германского линейного крейсера просигнализировал находящийся в воздухе гидросамолет (не указав при этом пеленга, поскольку свод сигналов дымками не давал такой возможности). Не наблюдая неприятеля и не имея еще донесения дозорного крейсера, адмирал А.А. Эбергард в течение нескольких минут полагал, что "Гебен" выходит из Босфора. По этой версии, депешу с "Памяти Меркурия" командующему доложили в момент поворота на курс 150.

Флагманский корабль Черноморского флота линкор "Евстафий".

В 07:20 на кораблях сыграли боевую тревогу и подняли стеньговые флаги. В носовой боевой рубке флагманского "Евстафия" остались командующий флотом, командир линкора капитан 1-го ранга М.И. Федорович, флагманский и судовой штурмана, корабельные офицеры и нижние чины, расписанные здесь по боевой тревоге. Начальник штаба командующего флотом вице-адмирал К.А. Плансон, старший офицер линкора и большинство офицеров штаба перешли в кормовую рубку, дабы при необходимости взять на себя управление кораблем и флотом.

В момент получения сигнала командующего о возвращении к флоту отряд князя Путятина находился примерно в 95 каб севернее мыса Эльмас, не успев еще дойти 45 каб до точки поворота на боевой курс для обстрела береговых батарей. В 07:10 тральный караван, убравший тралы по сигналу с "Трех Святителей", а за ним линкоры начали последовательно разворачиваться через левый борт в узкой протраленной полосе (именно в это время бывший на циркуляции "Пантелеймон" взял под обстрел высунувшийся из пролива турецкий миноносец и мнимый неприятельский линкор). Этот непростой маневр занял 18 минут[9], поэтому князь Николай Сергеевич вынужден был еще до выхода на безопасные глубины обогнать тральщики и самым полным ходом идти на соединение с "Евстафием".

Тем временем - в 07:37 - адмирал А.А. Эбергард с главными силами вплотную приблизился к 100-саженной изобате, за которой начиналась зона известных русских и гипотетических турецких минных заграждений. Здесь Андрей Августович убедился в том, что времени для сосредоточения сил не осталось - до спешащих на подмогу "Пантелеймона" и "Трех Святителей" оставалось не менее 40 каб, а стремительно сокращающий дистанцию "Гебен" находился уже в 15 милях. В 07:41, последовательно развернувшись через левый борт на обратный курс, три русских линкора увеличили ход до 10 узлов. "Явуз" полным ходом приближался со стороны правого траверза.

Итак, командующему Черноморским флотом пришлось принять бой с тремя линейными кораблями, при том что "Ростислав" едва ли мог стать полноценным дополнением к более крупным и современным "Евстафию" и "Иоанну Златоусту". Преимущества неприятеля в весе бортового залпа и скорострельности (за 10 минут "Гебен" мог выпустить до двух сотен 11 -дюймовых снарядов) ставили русских в весьма опасное положение, не говоря уже о том, что существенное превосходство германского линейного крейсера в скорости позволяло Р. Аккерману "командовать дистанцией" и удерживать в своих руках тактическую инициативу. Однако жребий был брошен - флот, как докладывал Эбергард в штаб главковерха, вступил в "давно желанный бой".

Линейный корабль "Ростислав". В бою 10 мая 1915 г. не открывал огонь по "Гебену", чтобы "не сбивать стрельбу" линкорам 1-й бригады.

В 07:51, когда корабли князя Н.С. Путятина находились в 2 милях позади группы "Евстафия", линкор "Иоанн Златоуст" (флаг начальника линейной дивизии вице-адмирала П.И. Новицкого, командир корабля - капитан 1-го ранга Ф.А. Винтер), имея неприятеля на курсовом угле 110 град, правого борта в дистанции 94 каб, дал первый пристрелочный залп. Почти одновременно (по данным Н.С. Чирикова, через полминуты, по Г. Лорею - минутой ранее русского линкора, в 07:50) "Гебен", повернувший вправо на почти параллельный курс, начал отвечать пятиорудийными залпами - по одному орудию каждой башни главного калибра - с 20-секундным интервалом. Вскоре "Явуза" взял под обстрел и головной "Евстафий". Старшие судовые артиллеристы русских линкоров старшие лейтенанты A.M. Невинский ("Евстафий") и В.М. Смирнов ("Златоуст") вели многократно отработанный централизованный огонь с управлением с "Иоанна Златоуста", однако в первые минуты боя не смогли поразить неприятеля - 12-дюймовые снаряды сосредоточенных четырехорудийных залпов разрывались о воду с недолетами. Последние, впрочем, были предпочтительнее перелетов, поскольку мешали старшему артиллеристу "Гебена" корветтен-капитану Книспелю корректировать стрельбу. Концевой "Ростислав" (капитан 1-го ранга К.А. Порембский) огня не открывал, чтобы "не сбивать стрельбу" главного калибра кораблей 1-й бригады[10].

Бой Черноморского флота с линейным крейсером "Гебен" 10 мая 1915 г.

Не удалось добиться успеха и артиллеристам "Явуза", хотя его залпы, направленные на "Евстафий", ложились очень кучно - с "Иоанна Златоуста" ясно наблюдали и даже успели сфотографировать два накрытия флагманского корабля. Снаряды первого залпа германо-турецкого крейсера упали с недолетом в 3 каб., второй залп дал перелет, а снаряды третьего залпа упали прямо по курсу "Евстафия". Флагманский линкор командующего Черноморским флотом вошел в громадные (высотой до клотиков мачт) водяные столбы от падений 11-дюймовых снарядов, на время совершенно скрывшись из вида. На корабль обрушивались гигантские массы воды; дальномеры с залитыми стеклами не могли "брать расстояние" до неприятеля, адмирал Эбергард и все бывшие с ним в носовой рубке "Евстафия" были облиты водой. Корпус линкора испытывал столь сильные сотрясения, что комфлот несколько раз отправлял вниз старшего офицера справиться, не получил ли корабль пробоины. После одного из близких взрывов людям в носовых отделениях "Евстафия" показалось, что неприятельский снаряд попал в борт, но не пробил броню. Мощный гидродинамический удар выбил две заклепки внутреннего борта, и возникла небольшая течь из бортовой цистерны, тотчас, впрочем, ликвидированная при помощи деревянных пробок. Как докладывал после боя командир "Евстафия", "снаряды рвались столь близко от корабля, что на палубе и спардеке было найдено более 30 штук осколков"[11]. Последние слегка повредили шлюпки и деревянные части верхней палубы линкора.

Однако ни одного попадания корветтен-капитан Книспель так и не добился. Адмирал А.А. Эбергард - тонкий и искушенный тактик - с началом боя не стал увеличивать ход (как того, по-видимому, ожидал противник), а через несколько минут, когда залпы "Гебена" ушли на недолеты, еще и уменьшил скорость до 9 узлов. Таким образом, Андрей Августович сократил время подхода "Пантелеймона" и "Трех Святителей" и, весьма вероятно, сбил немцам целик. "Это был мастерский ход в этой боевой игре", - справедливо замечает очевидец[12]. Кроме того, командующий приказал капитану 1-го ранга М.И. Федоровичу идти зигзагом, мешая неприятелю выставлять правильный прицел.

"Евстафий", "Иоанн Златоуст" и "Ростислав" (слева направо) во время боя с линейным крейсером "Гебен" у Босфора 10 мая 1915 г. Видны всплески падений снарядов с "Гебена" впереди и с борта головного "Евстафия". Снимок сделан, по-видимому с борта "Пантелеймона".

"Вот "Гебен" кладет малый недолет и сейчас же малый перелет - значит, взял нас в вилку. Сознание и боевое чутье диктует, что надо постараться избежать следующего залпа, следует краткий доклад адмиралу от командира: "Разрешите на полминуты малый ход". Ход уменьшен, и очередной залп "Гебена" падает под носом. Снова полный ход. Видимо, "Гебен" не понял нашего маневра, стал исправлять целик и снова ушел на недолеты. Как только [противник] стал брать нас в "большую вилку", вновь изменили курс на 10 градусов, повторяя перемены курса, когда ожидался захват в "малую вилку". О каждой перемене курса предупреждался управляющий огнем, вводились соответствующие поправки в установки прицела", - писал впоследствии один из участников дела 10 мая[13].

Линейный корабль "Пантелеймон" в море. Справа - командир "Пантелеймона" капитан 1-го ранга М.И. Каськов - герой боя у Босфора.

Ход боя, пока не давшего перевеса ни одной из сторон, переломил "Пантелеймон", который около 08:05 поравнялся с "Ростиславом" (последний слегка отстал, давая место в боевом порядке кораблям князя Путятина). Решительный капитан 1-го ранга М.И. Каськов, намереваясь занять свое - третье - место в строю, начал обгон "Трех Святителей". По некоторым сведениям, при этом "Пантелеймон" разогнался до 17,5 узлов, то есть на узел превысил скорость, показанную на ходовых испытаниях в ноябре 1903 г. Не окончив маневра и не включившись в централизованную стрельбу 1-й бригады, Митрофан Иванович приказал открыть огонь по германскому дредноуту с предельной дистанции. В этот момент "Гебен" находился почти на створе с "Ростиславом", и капитан 1-го ранга К.А. Порембский и его подчиненные, вероятно, непроизвольно пригнулись, когда над их головами с ревом пронеслись 380-килограммовые снаряды "ветерана первой русской революции".

Старший артиллерист "Пантелеймона" лейтенант В.Г. Мальчиковский вторым залпом накрыл "Гебена", поразив неприятельский крейсер в среднюю часть корпуса ниже ватерлинии. Снаряд разорвался у нижней кромки броневого пояса (здесь его толщина уменьшалась до 130 мм), вызвав затопление бортового коридора и выведя из строя второе 15-см орудие левого борта.

Вот как описал этот момент старший офицер русского линкора капитан 2-го ранга ГК. Леман: "Когда около 8 ч 12 мин... "Пантелеймон" дал залп, легший за кормой "Гебена", лейтенант Мальчиковский скомандовал "четыре влево", и около 8 ч 13 мин, подходя к линейному кораблю "Три Святителя", "Пантелеймон" вновь дал залп с исправленной установкой целика и с прицелом, если не ошибаюсь, 104 кабельтовых. В это время "Гебен" держал нас на курсовом угле градусов 120 - 130. Слыша отчетливо предуведомления гальванера (он засекал по секундомеру время полета снаряда. - Д.К.): "товсь!", "падение!", я увидел, что одно падение этого залпа легло за кормой "Гебена" саженях в 30 - 40, причем снаряд разорвался о воду, другое же падение дало попадание в район задней трубы и третьей башни... Снаряд при разрыве дал густое облако черного дыма, которое прорезалось ярким красноватым пламенем"[14].

Около четверти девятого "Пантелеймон", а за ним и "Три Святителя" вступили в свои места в "линии баталии" Черноморского флота, концевым кораблем колонны остался "Ростислав". Ситуация, таким образом, в корне изменилась. Капитан цур зее Р. Аккерман не сумел воспользоваться редким шансом и нанести поражение части русской эскадры. "Гебен" не только не причинил русским кораблям никакого ущерба (не считая залитых водой дальномеров Барра и Струда и испорченных шлюпок "Евстафия"), но и сам получил повреждения, которые, впрочем, не слишком повлияли на его боеспособность. Русский же флот теперь предстал перед лицом врага во всеоружии: дивизия вице-адмирала П.И. Новицкого собралась в полном составе, крейсера вступили в охранение возвратившихся из пролива тральщиков и гидроавиатранспорта, вовремя поднявшего на борт "Кертис" лейтенанта Н.Л. Михайлова. Минная бригада под командованием недавно произведенного в контр-адмиралы М.П. Саблина (флаг на "Счастливом") по сигналу комфлота сосредоточилась на подбойном борту линкоров вне досягаемости неприятельского огня, готовая "в удобный момент броситься на "Селима"[15]. Первая фаза боя явно осталась за русскими.

В 08:14 адмирал Эбергард распорядился увеличить ход до 12 узлов и подвернул вправо, приведя неприятеля на курсовой угол 75 град, правого борта. Командующий флотом начал сокращать дистанцию, намереваясь поставить неприятеля под сосредоточенный "действительный" огонь всей линейной дивизии и, кроме того, уменьшить угол падения вражеских снарядов. Это снижало вероятность попадания в палубу - наиболее уязвимую часть старых черноморских броненосцев, спроектированных еще до войны с Японией в расчете на бой на дистанциях порядка 20 каб.

Вскоре "Гебен" поразили еще два 12-дюймовых снаряда. Первый попал в бак и проник в жилую палубу, не вызвав, однако, пожара. Второй разбил ящик для противоторпедных сетей, одна из которых свесилась за борт. Потерь в людях немцы (как и русские) в том бою не понесли. "После нескольких наших попаданий, - докладывал в ставку адмирал А.А. Эбергард, - стрельба "Гебена" стала значительно хуже. В его залпе вместо пяти было уже по три, иногда по два выстрела". Когда дистанция сократилась до 73 каб и артиллерийское превосходство русской эскадры стало слишком очевидным, Р. Аккерман резким поворотом вправо вышел из боя, и в 08:16 стрельба с обеих сторон прекратилась.

"Гебен" в море. Именно этот корабль являлся основным противником российского Черноморского флота.

Командир "Гебена" намеревался оттянуть русский флот как можно дальше от Босфора, а затем, пользуясь 10-узловым преимуществом в скорости, прорваться в пролив. Наша же эскадра, упорно пытавшаяся сблизиться с "Явузом" и поэтому понемногу склонявшаяся вправо, в 08:20 увеличила ход до 13 узлов, но уже через четыре минуты адмирал А.А. Эбергард, не желая отрываться от постепенно отстающих линкоров 2-й бригады, вынужден был вновь уменьшить скорость. В свою очередь, "Гебен", успевший около этого времени уклониться от двух мнимых торпед, держался на почтительном расстоянии 120 - 130 каб, "соизмеряя свою скорость хода со скоростью неприятеля".

До половины первого противники двигались в северном направлении, после чего "Явуз", а вслед за ним и русский флот, повернули на восток. Надежды А.А. Эбергарда на то, что полученные в бою повреждения не позволят неприятельскому крейсеру развить полный ход, оказались тщетными. Около 15 часов "Гебен" скрылся из вида.

Получив радиограмму миноносца "Нумуне" об обнаружении перед Босфором русского флота, контр-адмирал В. Сушон приказал командиру крейсера "Бреслау" корветтен-капитану Рудольфу Мадлунгу поднимать пары и по готовности выходить в Черное море для поддержки "Гебена", но легкий крейсер опоздал поучаствовать в бою, появившись на месте событий лишь к полудню. Начальник флотилии миноносцев корветтен-капитан А. Пфайффер получил распоряжение командующего флотом развернуть все наличные силы у входа в пролив для противолодочного охранения возвращающихся крейсеров. Однако большая часть исправных турецких миноносцев в это время находилась в Мраморном море, конвоируя транспорты с пополнениями для сражающейся в Галлиполи армии и разыскивая английские подводные лодки (в это время здесь оперировала "Е-14" лейтенант-коммандера Эдварда К. Бойла, успевшая за предыдущие две недели промахнуться торпедой по броненосцу "Барбарос Хайреддин", потопить канонерку "Нур-Юл Бахир" и досмотреть два турецких парохода с высылаемыми из Анатолии греками[16]). Поэтому в устье Босфора показались только минный крейсер "Пейк-И Шевкет" под брейд-вымпелом начальника флотилии (командир - бинбаши (капитана 2-го ранга) Хадми Хасан) и эсминец "Ядигар-И Миллет" кидемли юзбаши Раифа Сайта. Они и вступили в охранение "Гебена" и "Бреслау", когда последние в 16:30 входили в пролив.

Подводная лодка "Тюлень" не смогла помешать возвращению "Гебена" в Босфор. Из-за неполадок в двигателе лодке П.С. Бачманова еще накануне пришлось оставить позицию в предпроливной зоне, а вызванная на смену "Нерпа" (старший лейтенант Б.В. Соловьев) к месту событий опоздала.

А.А. Эбергард предполагал отвести в Севастополь пароходы-тральщики, "стесняющие движение флота и связывающие его во время боя", и, не заходя в базу, вновь идти к Босфору. Однако северо-западный шторм, поднявшийся следующей ночью, заставил возвратиться в Севастополь весь флот. Несколько замешкавшись из-за неготовности фарватера, после обеда 11 мая эскадра за тралами сопровождавших флот тральщиков и заградителей, а затем кораблей рейдовой партии миновала боновое заграждение главной базы, благополучно завершив этот опасный 773-мильный поход. В пятом часу пополудни корабли стали на свои штатные мес-та по диспозиции и по сигналу адмирала перешли на "положение четвертое"[17].

Грамотное руководство со стороны адмиралов и офицеров и молодецкие действия команд в бою у Босфора были по достоинству оценены верховным командованием, которое на фоне безрадостной общей обстановки на фронте стремилось всячески подчеркнуть значение этого пусть частного, но все же успеха. 12 мая командующий флотом в приказе №394 объявил флоту телеграмму главковерха: "Выражаю Вам и доблестному Черноморскому флоту мою сердечную благодарность. Надеюсь, что с Божьей помощью доведете дело до победного конца. Генерал-адъютант Николай".

"Главный герой" боя у Босфора линейный корабль "Пантелеймон" (бывший эскадренный броненосец "Потемкин").

За бой 10 мая многие офицеры и матросы получили заслуженные награды. А.А. Эбергарду, за которым среди моряков-черноморцев окончательно утвердилась репутация "счастливого адмирала", император пожаловал боевую награду - мечи к ордену Св. Владимира 2-й степени. Особенно щедро наградили экипаж "Пантелеймона": командир корабля капитан 1-го ранга М.И. Каськов стал кавалером Георгиевского оружия - золотой сабли с надписью "За храбрость", старший артиллерист линкора В.Г. Мальчиковский получил чин старшего лейтенанта и удостоился орденов Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом и Св. Станислава 2-й степени. Наградами были отмечены еще несколько офицеров, включая флагманского историографа штаба командующего Черноморским флотом капитана 2-го ранга Е.Н. Квашнина-Самарина, неоднократно участвовавшего в боевых делах.

Командующий флотом доложил в ставку, что команды "исполнили свой долг с заслуживающими полного одобрения стойкостью и мужеством", и отметил в приказе отличную стрельбу кораблей эскадры. Не обошли наградами и отличившихся в бою нижних чинов. Так, комфлот наградил Георгиевским крестом 4-й степени старшего комендора "Пантелеймона" Андрея Жукова, который "в бою 27 апреля 1915 года с германо-турецким крейсером "Гебен" метким и удачным выстрелом нанес ему повреждение, после которого таковой быстро вышел из боя".

Итак, флот Черного моря, хотя и не решил главной задачи (разрушение босфорских укреплений), с честью вышел из тяжелого испытания, приняв бой с сильным и быстроходным противником в крайне невыгодных условиях: разделенные главные силы, "обуза" в виде легко уязвимых гидроавиатранспорта и партии траления, стесняющая маневрирование минная угроза и близость неприятельской базы. Громадное значение последнего обстоятельства вполне осознавалось верховным командованием, которое в директивах 1914 и 1915 гг. предостерегало адмирала Эбергарда от решительного сражения на большом удалении от Севастополя. В этом случае флот подвергался опасности со стороны миноносных сил противника, а почти 300-мильный переход в Севастополь кораблей, получивших тяжелые боевые повреждения, не без оснований представлялся весьма проблематичным. Противник же, напротив, мог быстро сосредоточить перед Босфором все наличные силы (включая старые турецкие броненосцы "Барбарос Хайреддин" и "Торгуд Рейс", продолжавшие фигурировать в расчетах оперативной части штаба Черноморского флота) и при необходимости вернуть в базу поврежденные боевые единицы. Полезно помнить и о том, что корабли линейной дивизии, составлявшие боевое ядро русского Черноморского флота, давно выходили все межремонтные сроки, и действия флота, как докладывал А.А. Эбергард главковерху великому князю Николаю Николаевичу в январе 1915 г., были "весьма стеснены ветхостью судов" и "устарелостью материальной части".

10 мая 1915 г. Черноморский флот в полной мере продемонстрировал высочайшее качество управления силами, прекрасную тактическую выучку и отменную стрельбу - закономерные результаты многолетней напряженной оперативно-боевой подготовки, построенной на кровавом опыте японской войны. Сосредоточенный огонь кораблей вице-адмирала П.И. Новицкого и энергичный маневр отряда контр-адмирала князя Н.С. Путятина принудили к отступлению грозного противника, попытавшегося атаковать часть русской эскадры. Умело управляя своей тихоходной "армадой", гибко реагируя на стремительно меняющуюся обстановку и принимая нестандартные тактические решения, адмирал А.А. Эбергард смог переломить ситуацию и, в конечном счете, перехватить инициативу. Едва ли будет большой ошибкой причислить бой у Босфора к лучшим достижениям отечественного военно-морского искусства.

Вновь, как и в бою 18 ноября 1914 г., Черноморскому флоту не удалось выложить свой главный козырь - должным образом организовать централизованную стрельбу с линейных кораблей 1-й бригады: у Сарыча помешала отвратительная видимость, у Босфора - разделение сил. За 23 минуты боя "Евстафий" успел сделать 60 выстрелов из 12-дюймовых (из-за повреждения обтюратора подушки правого орудия носовая башня выпустила только 25 снарядов) и 32 выстрела из 203-мм орудий, "Иоанн Златоуст" - соответственно 75 и четыре. "Пантелеймон", стрелявший только главным калибром, израсходовал 16 снарядов, еще 13 305-мм снарядов послал в неприятеля заслуженный черноморский ветеран - линкор "Три Святителя". Таким образом, наши линейные корабли выпустили 164 305-мм и 36 203-мм снарядов и трижды поразили цель (процент попаданий - 1,5). Однако если неприятель оценил стрельбу русского флота как "исключительно хорошую", то в среде черноморского офицерства, в первую очередь - корабельных артиллеристов, доминировала куда более скептическая оценка собственных достижений.

Выразителем мнения офицерской молодежи стал старший офицер "Пантелеймона" капитан 2-го ранга Г.К. Леман, который обратился к своему командиру капитану 1-го ранга М.И. Каськову и флагманскому артиллеристу флота капитану 2-го ранга Д.Б. Колечицкому с рапортами, не лишенными сарказма по поводу качества управления огнем наших кораблей, а затем составил пространную докладную записку под заголовком "Краткий обзор стрельбы Черноморской дивизии линейных кораблей в бою 27 апреля 1915 г. и несколько слов в защиту "Пантелеймона", обвиняемого в неуместном открытии огня". Досконально разобрав все этапы боя и проанализировав процесс управления стрельбой, Георгий Константинович обнаружил, что "корабли стреляли с разными установками прицелов и целиков" и "продольное и боковое рассеивание достигало совершенно недопустимых размеров". Резюмируя свои рассуждения, Г.К. Леман писал: "Артиллерийская стрельба, на обучение которой затрачена большая часть времени практических плаваний последних семи-восьми лет, не принесла в бою ожидаемых от нее результатов и оказалась крайне беспорядочной".

Не вдаваясь в подробности полемики, возникшей по этому поводу между Г К. Леманом и Д.Б. Колечицким[18], заметим, что командование флота, оценившее итоги боя как "исключительно счастливые", не обнаружило намерения "выносить сор из избы". А.А. Эбергард и его штаб, вполне осознавая очевидные недостатки централизованного управления сосредоточенным огнем старых линкоров (сковывание тактической инициативы командиров кораблей, сложность перехода на поражение и т.п.), не посчитали нужным в разгар войны кардинально менять отработанную годами систему и уж тем более переходить к децентрализованному управлению стрельбой по балтийскому образцу. Очевидно, в этом и не было особой необходимости - в скором времени ожидалось вступление в строй первых черноморских дредноутов, которым предстояло решать проблему "Гебена" в будущих кампаниях.

Со своей стороны "Явуз Султан Селим" смог сорвать бомбардировку русскими прибосфорских батарей, но не преуспел в ходе последовавшего боя. Израсходовав 126 11-дюймовых снарядов, германо-турецкий корабль вовсе не добился попаданий, что дало современным немецким исследователям повод назвать его стрельбу "позорной" ("beschamend")[19]. Однако столь резкая оценка боевой работы корветтен-капитана Книспеля и его подчиненных едва ли уместна. Причину нулевой результативности артиллерии германцев следует, видимо, искать не в просчетах управляющего огнем или низкой боевой квалификации комендоров "Гебена", а в хладнокровном и искусном маневрировании многоопытного А.А. Эбергарда и в эффективной стрельбе русских кораблей. Именно незакономерные изменения курса и скорости наших линкоров не позволили добиться успеха "Явузу", который, по свидетельству очевидцев, на первых порах стрелял весьма недурно. "Нельзя не отметить удивительной кучности его залпов, малых промежутков между залпами (в полтора раза меньше наших) и отчетливости стрельбы (в первой половине боя все залпы производились по одной пушке из башни, начиная с кормовой к носовой)", - писал адмирал Эбергард.

Упрекнуть командующего русским Черноморским флотом и его штаб можно, пожалуй, лишь в не вполне рациональном оперативном построении флота. Более чем 15-мильное удаление между основными тактическими группами - отрядом князя Путятина и силами прикрытия - выглядело неоправданно рискованным и не обеспечивало своевременного сосредоточения сил в случае появления "Гебена" как со стороны моря, так и из глубины пролива. Впрочем, командующий флотом и его флаг-капитан по оперативной части имели, надо полагать, свои резоны для такого решения. Можно предположить, что А.А. Эбергард не подвел группу "Евстафия" вплотную к зоне минных заграждений из-за опасения атак неприятельских подводных лодок, сведения о появлении которых в Черном море регулярно поступали в штаб флота (в частности, информация о вступлении в строй двух турецких субмарин содержалась в черновом семафорном журнале крейсера "Меджидие", подорвавшегося на русских минах у Одессы пять недель назад). Кроме того, приближение главных сил к Босфору оставляло без должного прикрытия авиатранспорт, обеспечивающий полеты своих гидропланов, и тихоходные дозорные крейсера. Напомним, что утром 10 мая "Память Меркурия" и без того едва успел вернуться под защиту 12-дюймовых орудий линейных кораблей.

В мае 1915 г. - "по горячим следам" - высшее военно-морское руководство не предъявило командованию Черноморского флота никаких претензий. Однако в июле 1916 г., готовя обоснование для смещения адмирала А.А. Эбергарда и его ближайших помощников, начальник морского штаба главковерха адмирал А.И. Русин и его флаг-капитан кавторанг А.Д. Бубнов включили пункт о событиях 10 мая 1915 г. в число "вопросов, доложенных Его Императорскому Величеству на словах" (дополнение к известному докладу по морскому штабу ставки от 9 июля 1916 г.). Не потрудившись вникнуть в мотивы решений А.А. Эбергарда, составители документа сообщили державному вождю, что "при бомбардировке Босфора 27 апреля флот, прикрывавший бомбардирующий отряд, держался от него настолько далеко, что появившийся "Гебен" едва этот отряд не уничтожил". Заметим, что на самом деле неприятель "едва не уничтожил" не "бомбардирующий отряд", а собственно силы прикрытия - штрих, весьма красноречиво демонстрирующий качество аргументации радетелей за "омоложение" черноморского командования.

 

Фото

 

 

http://navycollectio...01_Ebergard.jpg

адмирал Эбергард

http://navycollectio...N_02_Goeben.jpg

Гебен

http://navycollectio...myatMercury.jpg

Память Меркурия первым обнаружил Гебен.

http://navycollectio...Svyatitelya.jpg

Три Святителя.

 

 

http://navycollectio...N_11_Karta2.jpg

 

http://navycollectio...TN_12_Fleet.jpg

 

http://navycollectio...Panteleymon.jpg

 

По материалам Военно морской коллекции .

[yook]

Gig_Hoh (17 Авг 2012 - 17:20) писал:

Подробнее пожалуйста.

Подробнее что?
если бой у Босфора - то ТС уже добавил.
Если про "упорно молчат", то возможно эпитет и не достаточно корректен, скорее "широко пиарят" Сарыч и "ограничиваются кратким упоминанием" про 10 мая. Так пойдёт? ;)

[RenamedUser_8217340]

хоть и тихоходен броненосец, но главный калибр у него серьезный.

[vodnik]

DrMort (17 Авг 2012 - 20:31) писал:

приказал последовательно ворочать на 32 румба вправо

это так он петлю вправо сделал?

[anonym_2M1uFuG1RCGS]

Повороты на право по 16 румбов, 2 поворота.