Поцелуй

[AfterNUN]

От автора темы.
Рассказ не претендует на правдивость, ибо может являться одной из многочисленных баек, рассказываемых военными в целом, и моряками в частности. Может это было, а может и не было.
Записано со слов одного подводника. Некоторые слова заменены на более цензурные, имена и фамилии изменены, но общая стилистика рассказа максимально сохранена.

 

В качестве затравки. Командир атомной подводной лодки интеллигентно спрашивает в штурманской: "господа, извольте ответить, а где мы подвсплыли?"

 

Содственно, сама история. 
 

Скрытый текст

 

Дело было в начале восьмидесятых. Великий могучий уже потихоньку начинал потерскивать по швам, но распадаться пока не спешил. Гласность и перестройка ещё не наступили, и угроза мирового империализма всё ещё остро ощущались повсеместно. И с ней требовалось усиленно бороться невзирая на.

Одним из мест, где боролись с утроенной силой, был флот. Военно-морской в целом, и подводный флот в частности. Лодки ходили в автономки, учебно-боевая работа не затихала. Вилючинск, одна из главных баз флота, прозванный американцами «осиным гнездом», кипел жизнью. Это намного позже настанут времена, когда атомоходы будут реакторами выдавать свет в посёлок, а пока они работали только для одного – вести в походы РПКСНы и ПЛАТы.

Наша лодка как раз и была ПЛАТ – подводная лодка атомная с торпедами. Или, по-другому, многоцелевая. Звучит, конечно, гордо, но, на самом деле, атомоходы такого класса сравнительно маленькие, зато малозаметные и малошумные. Именно лодка такого же типа как наша в 1996 году «покажет рубку» прямо в центре НАТОвского ордера в Атлантике, наглядно доказав всему прогрессивному человечеству, что наш флот – самый флот в мире.  Сколько там голов полетело в штабах НАТОвских флотов мне не известно, но на нашем бы за то, что пропустили вражескую лодку в самый центр ордера, вставили бы всем по самые помидоры и даже глубже.

Но лодки лодками, а без людей они, всё-таки, мёртвое железо. Без экипажа ни одна, даже самая незаметная и современная подводная лодка в мире, не стоит ничего и не способна ни на что. В экипаже нашей было 90 человек, офицерского состава чуть больше 20 человек, остальные - мичмана и матросы. Начиная от Господа Бога Товарища Капитана Второго Ранга Командира Подводной Лодки (в реальности милейший человек, настоящий морской офицер, но на лодке, особенно в походах дравшего с нас три шкуры, что правильно и справедливо) и заканчивая последним матросом – все здоровые, кровь с молоком, красавцы, готовые хоть сей секунд рвать пасть империалистическому агрессору вдоль и поперёк. Многие офицеры были молодыми, не так давно закончившими обучение, про одного из таких «кадров» и есть эта история.

Дело было в конце лета. На лодку прибыл после распределения молодой офицер, лейтенант Лагутин. Экипаж как раз готовился к выходу в море в район боевого патрулирования, с задачей прикрытия второго атомохода с ядерными ракетами на борту. Стандартная процедура. Ракетные подводные крейсера стратегического назначения (те самые, которые в «случае чего» будут швырять ракеты во все нехорошие страны) в море в одиночку не ходят. Не положено. А то вдруг вражина какая захочет ракетоносцу корпус поцарапать? Или подрезать на повороте, нарушая все ППД (правила подводного движения)? Вот тут-то и мы на своей ПЛАТ как чёрт из табакерки – хоп! И нет супостата.

Выходить в море предполагалось через неделю. На борт грузили всё самое необходимое в походе – торпеды, продовольствие, пресную воду и всё остальное прочее. «Погрузили» и лейтенанта Лагутина. Лейтенант был как раз из моего, реакторного отсека, и подселиили его в наш кубрик четвёртым. Познакомились.

- Товарищи офицеры… - начал было новенький, но был сразу перебит Лёхой, офицером с торпедного.

- Лейтенант, ты давай заканчивай. Мы ж не под проверкой. Лёха. – Торпедист протянул свою могучую лапищу Лагутину.

- Андрей. – Представился второй наш сосед тоже с торпедного.

- Николай. Можно Сергеич. – я поздоровался с Лагутиным последним.

- Пётр.

- Петя, значит. – Улыбнулся Лёха. – Вон, Сергеич тоже с реакторного. Так что, если какие вопросы по службе это к нему.

Вопросы, ясный пень, у лейтенанта Петра Лагутина были. И много. Но спрашивать что-то по службе он не решился, дабы не ударить в грязь лицом, наверное. А то как же! Только с училища и уже вопросы. Не порядок.

- Да ты не тушуйся, лейтенант. Спрашивай. – Подбодрил я.

- Скажите, а как с посвящением в подводники? – Выпалил молодой.

Мы переглянулись.

- Ну, тут дело такое. Вот выйдем в море, а там и посвящение. Рано ещё тебе, за что посвящать-то?

- Это понятно. Но просто интересно, как?

- Ты чего это, шёл в подводный флот, и не знал, как тут в подводники посвящают? – В шутку разозлился Лёха.

- Ну, почему. Знал. – Лагутин насупился. – Просто интересно, правда или нет. Прок кувалду особенно.

Если кто не в курсе, то ритуал посвящения в подводники включает в себя обязательный плафон забортной воды и целование смазанной солидолом кувалды. Хотя, где-то её не смазывают ничем. А где-то вообще не целуют. Но у нас на лодке кувалда присутствовала в обязательном порядке. Правда только для механиков и реакторников.

- А как же без кувалды-то? Естественно целовать. В засос.

Мы заржали. Лейтенант тоже несмело улыбнулся.

- Да ладно, Пётр. Не боись. Кувалда она не страшная. Даже если целовать.

На этом разговоры про посвящение закончились.

Скоро лодка ушла в море. Вскоре мы встретились с ракетоносцем, который нам надо было сопровождать и ушли на глубину. Началась работа.

Если кто-то думает, что в службе подводника много романтики – ошибаетесь. Романтики тут как раз не много. А вот рутины, тяжёлой и надоедающей – этого с избытком.

На лодке тесно. Это только кажется, что она большая, на самом деле каждый сантиметр внутри прочного корпуса чем-то занят. Кубрики, в которых живёт экипаж, тоже тесные. Подводнику в море нужно не пространство, а поддержка боевого товарища. Чем ближе товарищ – тем лучше поддержка. Поэтому офицерские кубрики на четверых. Редко на двоих. Матросские и мичманские на шестерых, а то и восьмерых. Каждый день одни и те же лица. Каждый день, по два раза, вахты. Тревоги, учения, вахты. Проверка механизмов. Тревоги, учения, вахты. Завтрак, обед, ужин. И снова тревоги, учения, вахты. Жизнь бьёт ключом, короче говоря. Поспать не всегда успеваешь.

Это я к тому, что первые два или три дня похода всегда заполнены всякими интересными событиями, из разряда выйти на маршрут, проверить работу механизмов, подвсплыть для связи, выйти в район патрулирования, ещё раз проверить работу механизмов и так далее и снова подвсплыть для связи. В нашем отсеке, реакторном, где бьётся могучее ядерное сердце субмарины, вообще ни на секунду отвлекаться нельзя. Реактор – это вам не хухры-мухры. На лодке вообще нет ничего такого, что «хухры-мухры».

Но даже в таких тяжёлых условиях про традиции забывать нельзя. Вот и про посвящение в подводники нашего нового товарища, лейтенанта Петра Лагутина, никто не забыл. Лично Господь Бог Товарищ Капитан Второго Ранга Командир Подводной Лодки объявил молодому лейтенанту, что назавтра, то есть на четвёртый день похода, когда мы с ракетоносцем выйдем в новый район патрулирования, он, командир, своей властью посвятит Лагутина в подводники. Лично, как и должно быть.

В тот день моя вахта закончилась в три часа, после чего я направился в кубрик с целью часок вздремнуть, но сделать это мне, увы, было не суждено. В кубрике я нашёл торпедиста Лёху и лейтенанта Лагутина. Лёха озадачено смотрел на лейтенанта. Лейтенант озадачено ощупывал лицо.  Губы Пети напоминали два вареника. Если бы в начале восьмидесятых годов в СССР был ботекс, я бы решил, что Петя накачал им губы. А так я сначала решил, что Петя с кем-то подрался. Реальность же оказалась её прозаичнее.

- Что за муйня? – Поинтересовался я.

- Да вот. – Лёха кивнул на лейтенанта. – Этот амнундак решил сам себя в подводники посвятить.

- Чего?

- Того. Подцепил к подволоку кувалду, раскачал, и поцеловал. В засос, млин.

Петя сокрушённо вздохнул. Как оказалось, ему было страшно целовать кувалду на ритуале посвящения. Ещё страшнее было опозориться перед офицерами и не поцеловать. Поэтому Пётр решил прорепетировать. Умыкнув где-то кувалду он выгадал время, когда в кубрике не будет никого, кроме него (что уже было почти подвигом), подцепил инструмент к подволоку, смазал солидолом и раскачал. Как оказалось, раскачал сильнее, чем надо, и не догадался, что кувалду нужно целовать на отлёте. В итоге, после поцелуя у лейтенанта оказались разбиты губы. Слава богу, хоть зубы остались на месте.

- Петя, так твою мать и эдак за ногу! Ты чего натворил! Тебя командир за самый нужный орган теперь подвесит на мостике. И будешь ты там висеть и звенеть на всю лодку. Это же, во-первых, нарушение устава, а, во-вторых, нарушение всех традиций военно-морского флота, чтоб тебя!

- И мы заодно с тобой повиснем. – Обречённо вздохнул Лёха.

- Вполне вероятно, кстати. За то, что не предотвратили и не разъяснили. – Согласился я. – Чего делать будем?

- Товарищи офицеры… Лёха… Сергеич… Да я… Я же…

На самом деле у Лагутина получилось выговорить только «тааищи фицээыы, ёёха, щегееыч ая, яэ». Губы-вареники, и ушиб морды лица, не позволял лейтенанту выражаться более внятно. Короче, это было ЧП. Отёк надо было чем-то снять. Разбитые губы ещё можно было как-то объяснить, но вот синяк на пол рожи и разбухшие губы делали из офицера, лучшего в мире Военно-морского флота Советского Союза, Петра Лагутина, нечто совершенно не офицерского вида.

- Надо лёд найти. Отёк снять. – Предложил Лёха.

- Идея. Вот только где, пилят, мы его найдём?

- Ну можно просто что-то холодное.

- Не легче. Мяса кусок что ли искать? Да и с синяком тоже что делать?

- Эх, Петя, Петя...

Лейтенант Лагутин тяжело вздохнул в ответ.

В итоге холод, в виде куска говядины, был всё-таки найден и выменян у кока, с клятвенным обещанием компенсировать по возвращению в базу огненной водой. Отёк с губ кое-как сняли, сами губы обработали перекисью, в процессе чего лейтенант Лагутин попискивал от того, что щипит, а мы с Лёхой шикали на лейтенанта чтоб молчал от греха подальше. А вот синяк удалить не получилось. Губы лейтенанта Лагутина были потрясающего фиолетово-бордового цвета, как накрашенные губной помадой губы женщины самого что ни на есть лёгкого поведения. В таком виде Пётр и поплёлся на ЦП для реального посвящения в подводники.

- А если товарищ капитан второго ранга спросит, что с губами? – Спросил напоследок Лагутин.

- Придумай сам, Петя. Но правду не говори. И смех и грех ведь.

Перед ритуалом Господь Бог Товарищ Капитан Второго Ранга Командир Подводной Лодки произнёс короткую, но проникновенную речь про «молодое пополнение», «свежую кровь для флота», «надежду и опору», «их боится всё НАТО» и другие красочные эпитеты, которыми командир обрисовал важность таких людей как лейтенант Лагутин. Когда же героя дня призвали в центр для проведения ритуала, стало понятно, что не только НАТО боится таких офицеров, как Пётр. Страшно стало всем. 

Командир увидев губы лейтенанта выпал в осадок.

- Лейтенант. Это что?

- Не могу знать, товарищ капитан второго ранга!

- Я спрашиваю с губами вашими что? Почему они такого цвета?

- Виноват, товарищ капитан второго ранга!

- В чём виноват? – Кавторанг закипал. – Я вам последний раз приказываю! Объяснить, что произошло с вашими губами, товарищ лейтенант!

Экипаж молчал. Наш командир человек был, в общем-то, беззлобный, но если уж впадал в состояние боевой ярости, то всё. Тушите свет – бросай гранату. Так как гранат на лодке не было, а тушить свет нельзя, то вероятность попадания под раздачу всех, кто находился в радиусе досягаемости кавторанга (а это были почти все, кроме дежурных вахт) приближалась к ста процентам. Оказаться накрученным на кулак, и быть размазанным по ближайшей переборке, не хотелось никому, поэтому надо было что-то делать. Что-то сделал сам Лагутин.

- Есть, объяснить, товарищ капитан второго ранга! – Лейтенант вытянулся в струнку. – Докладываю! Ввиду недостатка кислорода в рециркулируемом воздухе внутри подводной лодки губы подводника могут принять нездоровый синий цвет!

Командир склонил голову набок задумался.

- Я дцать лет в подводном флоте. И такое вижу первый раз. Лейтенант, вы с кем-то дрались?

- Никак нет, товарищ капитан второго ранга! Докладываю! Содержание кислорода в воздухе внутри лодки около девятнадцать процентов! В атмосферном воздухе около двадцати одного! Разница в два процента может привести к определённому кислородному голоданию для состояния здоровья не критическому, но взывающему в ряде случаев подобную реакцию! Это не опасно для состояния здоровья подводника, хотя и выглядит как последствия нанесения повреждений в район лица!

Откуда у Лагутина взялась такая смелость, чтобы так нагло врать в лицо командиру – не знал никто. Не знал, наверное и сам лейтенант. Но говорить правду было, как Пётр правильно рассудил, было бы ещё хуже. Поэтому пришлось импровизировать.

- Чёрт-те что. Медицина! – Командир рявкнул на присутсвующего на ЦП медика. – Лейтенант не врёт?

- Не могу знать, товарищ капитан второго ранга! Но вероятность такой реакции есть!

- Ладно, лейтенант. – Командир прищурился. - Кислород кислородом, а традиция традицией. Подать лейтенанту Лагутину плафон с забортной водой!

В руки Пети погрузили ёмкость. Как он её пил и не морщился (на губах-то были ссадины) – одному богу известно. Пока лейтенант хлебал забортную воду ни один мускул не дрогнул на его лице, он даже не зажмурился. Так же стоически Петя поцеловался и с кувалдой. В этот раз без эксцессов. Опыт, всё-таки, сын ошибок трудных. Под троекратное «ура!» и дружеские похлопывания по плечу, довольный Пётр Лагутин стал подводником официально, и был за это сразу же отправлен на очередную вахту.

О том, как Петя целовался с кувалдой в первый раз, никто, кроме нашего кубрика, так и не узнал.

 

 

[anonym_QK96j5xPJb2C]

продолжайте!