Герой Порт-Артура и узник ГУЛАГА: капитан I ранга Михаил Сергеевич Рощаковский.

[Pa3gibatop_nagibatopov]

Доброго всем здравия!

 

Сегодня хочу рассказать о незаурядном человеке, талантливом моряке, дипломате, котрого судьба так покидала, что хватило бы нескольким людям. Не заслуженно преданный забвению, человек который сделал много, а мог бы еще больше сделать для Российского Флота.Страницы жизни этого человека были недоступны для Российского читателя, лишь благодаря Норвежскому историку Бьорна Братбака, сейчас есть возможность познакомиться с его жизнью и историей  представителя русской военно-морской эмиграции.

 

Разрешите представить вам - капитан I ранга Михаил Сергеевич Рощаковский.

 

Искреннее желание принести пользу Родине обернулось разрывом с семьей и друзьями, а вместо благодарности Рощаковского ожидала нищета и смерть в сталинских лагерях.

 

 

Участник обороны Порт-Артура и Цусимского сражения, дипломат, пользовавшийся особым доверием императорской семьи, он проявил себя как талантливый, энергичный администратор, под руководством которого в годы Первой мировой войны на Севере была создана служба наблюдения и связи.

 

"Энергия этого человека казалось совершенно неестественной, особенно в русской среде", - отзывался о нем один из его современников. Другому он напоминает "дредноут, спущенный в садовый пруд, в котором ему некуда повернуться".

 

Это был убежденный монархист, националист и антисемит, но при этом горячий патриот и человек врожденной интеллигентности.

 

Революция и гражданская война заставили Михаила Сергеевича вместе с семьей покинуть Россию, но он не мог остаться в стороне, когда его страна взялась за восстановление разрушенного хозяйства и укрепление оборонной мощи.

 

Ему казалось, что СССР стал преемником Российской империи, а его партийное руководство является продолжателями начинаний Петра Великого.

 

Многое о семье Рощаковских рассказали семейные записки Марии Рощаковской (1970) и записи, собранные ее сыном Алексом Бувиком и внуком Гуннаром Бувиком.

 

 

Учеба.

 

Михаил Рощаковский родился в 1876 году в родовом поместье, расположенном в Херсонской губернии на юге Российской империи.

 

Эти земли находятся на территории современной Украины. Родословная семьи уходит корнями в историю старинных русских и украинских дворянских фамилий.

 

Многие представители этого семейства подвизались на военной и государственной службе Российской империи.

Отец Михаила Сергеевича был по образованию юристом. Управляя родовым поместьем в Херсонской губернии, он еще и занимал высокую должность в царской администрации в Киеве и являлся членом судейской коллегии в этом городе.

 

Михаила отправили учиться в Морской Кадетский корпус в Санкт-Петербурге.

Учился Михаил Рощаковский прилежно и за успехи был даже удостоен престижной премии имени Нахимова.

 

Осенью 1896 года в двадцатилетнем возрасте Михаил окончил учебу и был произведен в мичманы.

Одноклассником Рощаковского оказался двадцатилетний двоюродный брат царя Николая II – великий князь Кирилл Владимирович.

 

Во время Февральской революции 1917 года великому князю Кириллу суждено будет сыграть довольно неоднозначную роль в событиях того времени, а после окончания Гражданской войны он объявит себя главой дома Романовых.

 

В 1924 году Кирилл Владимирович примет титул императора Всероссийского, но это произойдет уже в эмиграции.

Его притязание на престолонаследие не имело большого практического значения, оно лишь привело к дальнейшему расколу между многочисленными русскими эмигрантами.

 

Еще будучи кадетом Михаил завязал в Санкт-Петербурге тесные связи с другими членами семьи Романовых.

 

Помимо великого князя Кирилла, он поддерживал хорошие отношения с великой княгиней Ольгой, ставшей позднее королевой Греции, и познакомился с будущим Российским императором Николаем II.

 

Свою военную карьеру Рощаковский начал на Балтийском флоте, но вскоре был переведен на Черноморский флот, где в 1897 году получил назначение на должность вахтенного офицера броненосца "Чесма".

 

В отличие от некоторых своих товарищей, Рощаковский не обнаруживал желания перебраться поближе к столице или устроить штабную карьеру, а, напротив, стремился получить настоящую морскую выучку.

 

В 1901 году желание Михаила Сергеевича исполнилось: он был переведен на Тихий океан, где продолжил службу на броненосце "Наварин" в должности артиллерийского офицера.

 

Русско-японская война:

 

Во время русско-японской войны 1904-1905 годов М.С. Рощаковский несколько раз отличился в боях.

 

Впервые его храбрость была отмечена во время боевых действий с участием броненосца "Полтава", на котором он теперь служил.

 

А в мае 1904 года Рощаковский стал командиром корабля, получив под свою команду миноносец "Решительный".

 

Вскоре Рощаковский зарекомендовал себя способным, не теряющим самообладания командиром, успешно справляющимся с выполнением ответственных боевых заданий.

 

В июле 1904 года командующий 1-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал В.К. Витгефт поручил Рощаковскому выполнить особенно трудную задачу.

 

Рощаковский должен был прорвать японскую блокаду и доставить секретное послание российскому консулу в Чифу – порт соблюдающего нейтралитет Китая. По законам военного времени китайские власти обязаны были интернировать корабль вместе с его экипажем.

 

Миноносец "Решительный" и М.С. Рощаковский. 1904 год. Фото из журнала L'Illustration.

 

Рощаковский успешно справился с поручением, а затем прибыл к китайскому адмиралу, чтобы получить приказ об интернировании.

 

Экипаж приступил к разоружению корабля. Был спущен бело-голубой Андреевский флаг – военно-морской флаг России.

 

На следующую ночь к кораблю подошли два японских миноносца, и с двух шлюпок на борт "Решительного" высадился японский десант.

 

Рощаковский оказался поставлен перед выбором: сдаться и отдать корабль врагу, или вступить в бой с превосходящим его по силе противником.

 

Когда японские десантники попытались поднять свой военный флаг на русском корабле, это переполнило чашу терпения Рощаковского и его команды.

 

На палубе завязалась драка между русскими и японцами. В схватке Рощаковский свалился за борт, не выпуская из объятий японского офицера, чуть не откусившему ему пальцы, а команда врукопашную дралась с японцами – в ход пошло всё, что попадалось под руку.

 

Русские попытались взорвать свой корабль, при этом погибло несколько японцев. Потери среди членов экипажа "Решительного" были невелики: один матрос убит, двоих взяли в плен, сам Рощаковский получил огнестрельное ранение в бедро.

 

Схватка на борту миноносца "Решительный" при попытке захвата его японцами в 1904 году. Иллюстрация из журнала L'Illustration.

 

Решительный" вместе с экипажем был интернирован.

 

Европейцы, проживавшие в Чифу, восхищались храбростью русского командира корабля и его команды.

В больницу, где Рощаковский лечился, потоком шли цветы и приветствия, а симпатии европейцев к Японии быстро перешли к России.

 

Спустя какое-то время Рощаковскому удалось освободиться из плена. Он вернулся обратно в Санкт-Петербург через Северную Америку.

 

Оказавшись в России, он попросил отправить его опять на Дальний Восток, но военно-морское начальство отказывало ему в этой просьбе, опасаясь, что офицеру угрожает смертная казнь, окажись он снова в японском плену.

 

Тем не менее Рощаковский воспользовался возможностью обсудить этот вопрос лично за завтраком с Николаем II. Царь вмешался в решение военно-морского ведомства, и в январе 1905 года Рощаковский вернулся на Дальний Восток, на этот раз в должности старшего вахтенного начальника на броненосце "Адмирал Сенявин".

 

Броненосец береговой обороны "Адмирал Сенявин" в Кронштадте.

 

На борту "Адмирала Сенявина" ему довелось принимать участие в последних морских сражениях русско-японской войны.

 

После Цусимского сражения в мае 1905 года Рощаковский вновь оказался в японском плену. Но никаких репрессий с японской стороны за эпизод с "Решительным" не последовало.

 

В конце войны Рощаковского вместе с другими военнопленными освободили, и он вернулся домой в Санкт-Петербург.

 

Боевые заслуги офицера в русско-японской войне были отмечены орденом Святой Анны IV степени, полученным в 1904 году, орденом Святого Станислава II степени с мечом, за храбрость, проявленную в схватке с японцами на "Решительном", а также орденом Святого Владимира 4-й степени, врученным офицеру уже после окончания войны.

 

Свадьба в Павловском дворце.

 

Осенью 1906 года состоялось бракосочетание Михаила Сергеевича Рощаковского и Марии Сергеевны Мезенцевой – фрейлины императрицы Александры Федоровны.

 

Браку не помешала довольно большая разница в возрасте: Мария Сергеевна была старшего своего мужа на семь лет.

 

Вместе с братом она владела поместьем Ново-Звягель на Волыни, то есть на западе Украины. Мария Сергеевна и ее брат Борис унаследовали имение своего деда по материнской линии С.И. Уварова, который происходил из старинного дворянского рода, ведшего свою родословную с XIV века.

 

Церемония венчания проходила в дворцовой часовне Павловского дворца в пригороде Петербурга.

 

Михаил в течение нескольких лет поддерживал близкие дружеские отношения с великой княгиней Ольгой, ставшей к тому времени греческой королевой.

 

Когда она гостила на родине, то обычно останавливалась в Павловском дворце своего венценосного брата.

Это обстоятельство объясняет выбор столь необычного места для свадьбы.

 

К тому же Великая княгиня Ольга всегда благоволила и покровительствовала морякам военного флота.

Молодая пара обосновалась в Санкт-Петербурге.

Михаил Сергеевич продолжил военно-морскую службу, но вскоре был отправлен в отставку.

 

Одной из причин, вероятно, стала его привычка свободно высказывать свои суждения - в частности, резкая критика действий верховного командования военно-морского флота, приведших к поражению в войне с Японией.

 

В довершение всего Рощаковский разработал масштабный план реорганизации военно-морского флота, что было неблагосклонно воспринято многими высокопоставленными лицами, в том числе великим князем Алексеем Александровичем, занимавшим в звании генерала-адмирала пост Главного начальника флота и морского ведомства.

 

В июне 1906 года великий князь ушел в отставку, а звание генерал-адмирала и его должность упразднены.

 

Во время пребывания в Петербурге Рощаковский принимал активное участие в различных общественных инициативах и благотворительных акциях, добиваясь, в частности, достойных пенсий для военных моряков, участников русско-японской войны.

 

На дипломатической службе.

 

В феврале 1907 года Рощаковский вышел в отставку, оставив службу на флоте, и перешел на дипломатическое поприще.

 

Осенью того же года супруга подарила ему двойню. Малышей окрестили Марией и Сергеем. Но мальчик умер в младенчестве.

 

В январе 1908 года Рощаковский получил назначение на должность секретаря российской миссии в Греции, вероятно, по причине своего близкого знакомства с императорской фамилией и греческой королевской семьей.

 

Семья Рощаковских поселилась в Афинах, поддерживая и дружеские отношения с августейшими супругами. Лето жена и дочь Рощаковского проводили на Украине в родовом поместье Ново-Звягель.

 

Рощаковскому часто приходилось путешествовать по всей Европе, выполняя дипломатические поручения Николая II.

 

Через какое-то время Михаил Сергеевич получил новое назначение в Константинополь, в то время как его жена с дочерью остались в имении жены в Ново-Звягеле.

 

В начале 1914 года Рощаковский получил распоряжение прибыть в русскую дипломатическую миссию в Дармштадте в Германии, где находился двор великого герцога Гессенского Эрнста Людвига.

 

Герцог приходился братом русской императрице Александре Федоровне. Семья Рощаковского вместе со всем имуществом перебралась в Дармштадт и в апреле 1914 года обосновалась там.

 

Дом дипломата, приближенного ко двору, отличался особым гостеприимством и многочисленностью немецкой и русской прислуги.

 

Во время одной из своих поездок по Европе Рощаковский посетил Норвегию.

 

В пользующемся большой популярностью среди яхтсменов городке Ханкё он познакомился с Бернером Гарвиком, уроженцем маленького рыбацкого поселка Эспевэр в Хордаланде.

 

Бернер Гарвик был в то время богатым рыботорговцем и владельцем нескольких судов. Еще он владел элегантной моторной яхтой "Виргиния" и дачей в Ханкё, где обычно проводил лето вместе с семьей. Это знакомство позднее сыграет большую роль в жизни семьи Рощаковских.

 

Весной 1914 года русское посольство отбыло из Дармштадта в Россию, а Рощаковский остался в качестве поверенного в делах.

 

Ему предстояло руководить миссией в напряженной ситуации, сложившейся летом 1914 года в отношениях Австрии и Германии с одной стороны и России с ее союзниками на Западе с другой.

 

Рощаковскому довелось несколько раз беседовать с великим герцогом Эрнстом Людвигом. Русский дипломат с пессимизмом смотрел на дальнейшее развитие событий, а великий герцог полагал, что дело не зайдет так далеко, чтобы между европейскими державами разгорелась война.

 

Война все-таки началась, и русской дипломатической миссии пришлось покинуть Дармштадт.

 

Возвращение на флот.

 

Михаил Рощаковский мечтал быстрее вернуться на службу в военно-морском флоте, и его желание было удовлетворено.

 

2 августа 1914 года он получил назначение на эсминец "Пограничник", которому наряду с другими задачами поручалось минирование Балтийского моря.

 

Каждое утро он отправлял жене телеграмму с единственным словом: "Жив".

 

Мария, обучавшаяся в юные годы сестринскому делу и освоившая обязанности операционной сестры, стала добровольно ухаживать за ранеными.

 

Она уходила на работу рано утром и пропадала в лазарете целый день. Религиозная вера матери произвела сильнейшее впечатление на ее шестилетнюю дочь.

 

На вопрос ребенка о сущности веры Мария Сергеевна ответила, что это – большой дар, который невозможно обрести, предаваясь философическим размышлениям.

 

Главное - ясно понимать свои слабости, полагаясь в остальном на промысел Божий.

Когда дочь спросила у отца, обладает ли он такой же силой веры, как его жена, он ответил, что разделяет ее религиозные чувства.

 

В детской памяти остался день, когда отец, собираясь в море, пришел с ними проститься.

Отец, мать и маленькая дочь вошли в спальню.

Там Михаил Сергеевич прочитал необычную молитву, прекрасные слова которой были известны еще его отцу.

 

Для маленькой девочки эта общая молитва стала торжественным и незабываемым мгновением в ее жизни.

Казалось, что молитвенное обращение матери возносится прямо к небесам.

 

Вот так звучали слова семейной молитвы Рощаковских:

 

"Господи, не покинь меня, заблудшего!

Имя твое – Сила, укрепи ж меня слабого и бессильного!

Имя твое – Свет, освети душу мою, померкнувшую в жизненной борьбе и страстях!

Имя твое – Покой, дай неприкаянной душе моей обрести покой!

Имя твое – Милосердие, смилуйся над нами!"

 

Эсминец "Легкий", которым Рощаковский командовал с января по июль 1915 года. 1915 год.

 

Михаил Рощаковский служил на "Пограничнике" до декабря 1914 года.

 

С января 1915 года он получил под свою команду эсминец "Легкий". На нем он находился до июля того же года, после чего получил назначение в морское министерство, занимавшее здание Адмиралтейства в Петрограде (такое имя получил Санкт-Петербург в 1914 году).

 

В том же году его жена и дочь еще раз посетили родовое поместье Ново-Звягель на Волыни.

 

Как оказалось, это была их последняя встреча с родными местами.

Визит на Украину был коротким, вскоре они воротились в Петроград, и мать вернулась к своим прежним заботам по уходу за ранеными.

 

Большая физическая и психическая нагрузка начинали сказываться все сильнее: нервы Марии Сергеевны были истощены.

 

Врачи порекомендовали ей покинуть беспокойный, вечно бурлящий Петроград.

Всем семейством Рощаковские отправились в Хельсинки и сняли там квартиру.

 

Отец, пробыв с семьей несколько дней, был вынужден вернуться на службу в морское министерство.

 

Поручение в Архангельске.

 

Рощаковского в августе 1915 года направили в Архангельск, где он пробыл до лета 1916 года.

 

Ему было поручено установить надежную связь между Петроградом и побережьем Белого моря.

Помимо всего прочего, это означало взять на себя организацию постройки сети радио- и метеостанций, а также наблюдательных пунктов Службы связи недавно созданной Флотилии Северного Ледовитого океана.

 

Именно Рощаковскому принадлежит заслуга ввода в строй, наряду с другими объектами, радиостанций на мысах Канин и Святой Нос.

 

Организация работ такого масштаба на Севере сопряжена с большими трудностями.

Основной проблемой являлась нехватка рабочих рук.

 

Но Рощаковский нашел выход: он попросил высочайшего разрешения на привлечение к работе 300 заключенных из местных тюрем.

 

С их помощью он успешно справился с возложенным на него поручением. На первой же встрече с арестантами Рощаковский недвусмысленно разъяснил, что лично застрелит любого, кто попытается украсть провиант или деньги из казенного ларца, и показал свой револьвер.

 

Было много ситуаций, в которых он зарекомендовал себя офицером, добивающимся своей цели "неправедными" методами.

 

Рощаковскому было крайне необходимо судно для обследования побережья Белого моря и выбора подходящего места для строительства радиостанций.

 

С судами было туго, но он приметил пароход "Пахтусов", стоявший в Архангельском порту с поврежденным гребным валом.

 

Рощаковский отыскал двух рабочих, которые смогли самостоятельно справиться с ремонтом вала и двигателя судна, но возникла другая проблема, связанная с набором команды.

 

Он потребовал откомандировать в его распоряжение нескольких заключенных из архангельской тюрьмы, где содержались под стражей военные моряки. Их появление на борту "Пахтусова" в неснятых наручниках вызвало изрядный переполох.

 

Даже при подборе командного состава для своего судна Рощаковский воспользовался необычным подходом.

 

После неудачных попуток отыскать штурмана, хорошо знающего местные условия, он принял на эту должность молодую женщину Веру Николаевну Зотову.

Она отлично знала район плавания и обладала хорошим практическим опытом навигации.

На всякий случай Рощаковский приказал выставить караул возле ее каюты.

 

Теперь можно было начинать работу по строительству радиостанций. Даже монахи из Соловецкого монастыря оказались привлечены к этой работе и помогали возводить и налаживать радиостанции.

 

Рощаковский, широко привлекавший к обслуживанию наблюдательных и метеорологических станции на Белом море и на Кольском побережье местное население, проявлял заботу о том, чтобы помощь и заслуги поморов оценивалась по заслугам.

 

Среди подписанных им лично представлений к наградам, оказалась даже представление на девочку, подменившую на боевом посту своего заболевшего дедушку.

 

В течение осени 1915 года работа по организации службы связи и наблюдения на Белом море была завершена.

Теперь Рощаковский мог посвятить свои силы других задачам, к решению которых он подходил со свойственной ему изобретательностью, не опасаясь нетрадиционных подходов.

 

Понимая, что с наступлением зимы и ледостава морские перевозки прекратятся, а с ними прекратятся поставки оружия и других военных грузов с запада, Михаил Сергеевич предложил командованию флота воспользоваться для их транспортировки оленьими упряжками и санями.

 

В ответ начальство только покачало головой. Тогда Рощаковский в ноябре 1915 года поехал в Петроград, где наряду с различными деловыми встречами, состоялся прием у императрицы Александры Федоровны.

 

Он поделился с ней своей идеей об организации перевозок, а также соображениями о том, как можно улучшить сообщение между Архангельском и Петроградом, добившись увеличения пропускной способности железной дороги как минимум в семь раз.

 

Царица сочла его планы настолько интересными, что попросила представить их в письменном виде – она хотела ознакомить с ними Николая II.

 

Царь находился тогда в своей ставке, в непосредственной близости от района боевых действий. Рощаковский выполнил просьбу императрицы, а Александра Федоровна передала его предложение Николаю II, сопроводив его следующими словами: "Я посылаю тебе идеи Рощаковского – они совершенно личного характера. Я попросила его записать все, чтобы сделать понятнее для тебя. Я уверена, что ты в основном согласишься с ними. Это такой энергичный человек, полный самых лучших намерений. Он видит совершенно ясно, что, если исправить несколько небольших моментов, железная дорога будут значительно лучше функционировать, так что, будь добр, прочитай это все…"

 

 

В начале января 1916 года царь Николай II удостоил Рощаковского личной аудиенции и тот сумел убедить царя в полезности своего плана.

 

Заручившись поддержкой императора, Михаил Сергеевич смог довести свои предложения до членов Государственного Совета. Стоило ему добиться положительной реакции столичной администрации, как он срочно направил своего помощника, старшего лейтенанта Коркунова в Мурманск для организации санного транспорта.

 

Было мобилизовано 15 тысяч оленей, которые на санях и розвальнях занимались доставкой привезенных кораблями грузов на берег. В течение зимы русская армия благодаря такому оригинальному решению транспортной проблемы получила не менее 250 тысяч винтовок.

 

К концу лета работа по созданию сети станций наблюдения и связи завершилась.

Рощаковский с семьей вернулся в Петроград.

 

Ему было приказано вернуться на службу в Морском министерстве, на этот раз адъютантом Морского министра адмирала И.К. Григоровича.

 

Перед отъездом из Архангельска в марте 1916 года Рощаковский отправил императрице Александре Федоровне письмо, а в начале апреля 1916 года несколько раз посещал ее в Петрограде. В письме супругу Александра Федоровна пишет, что Рощаковский, которого она характеризует, как энергичного моряка, заметно постарел и успокоился. Она рассказывает мужу, что дала Рощаковскому понять, что царь будет рад встретиться с ним.

 

Вскоре эта встреча состоялась. Рощаковский был вызван в Ставку и 9 апреля 1916 года принят государем. Позднее, летом этого же года, на его имя пришла письменная благодарность царя за его деятельность на севере России.

 

Михаил Сергеевич был произведен в звание капитана II ранга, а заодно удостоен мечами к ордену Святого Владимира, которым был награжден еще в 1905 году за заслуги во время русско-японской войны.

 

Революция.

 

На службе в Морском министерстве Рощаковскому приходилось много заниматься вопросами связи и шифрования.

 

К этому времени он понял, что политическая ситуация в России быстро ухудшается и ведет, может быть, даже к революции или государственному перевороту, если политика царского правительства окажется прежней. Политическое мировоззрение Рощаковского становилось все более социал-демократическим.

 

Он общается с людьми, которые считают необходимым изменить существующий порядок государственного управления, чтобы сохранить Российскую империю.

 

Со времен кадетской юности у него завязались тесные контакты с членами царской семьи, в том числе с великим князем Кириллом Владимировичем, считавшим, что Николая II следует лишить престола. Рощаковскому довелось также познакомиться с юристом и политиком Александром Керенским, умеренным социалистом, одним из руководителей Думы, выступавшим с резкой критикой Николая II и его правительства.

 

После Февральской революции 1917 года Керенский стал одним из ведущих политиков в новом буржуазно-демократическом правительстве, а в марте 1917 года – военным министром.

 

Керенский предложил Рощаковскому взять на себя руководство Мурманским районом и проследить, чтобы военные поставки и снаряжение, поступающие сюда в огромном количестве от союзников, бесперебойно отправлялись на юг России, а оттуда - на фронт для обеспечения нужд русской армии, продолжавшей сражаться с австро-германскими войсками.

 

Мурманск, основанный в октябре 1916 года, получил название Романов-на-Мурмане. Город должен был стать крупнейшим портом России на Баренцевом море - конечным пунктом железной дороги, только что проложенной от Петрограда к Кольскому полуострову. После Февральской революции и отречения царя первая часть названия города по понятным причинам отпала, и город обрел свое настоящее имя - Мурманск.

 

Рощаковский счел, что отречение царя освобождает его от офицерской присяги. Поэтому он принял предложение Керенского и отправился на Кольский полуостров, где начал сотрудничать с представителями стран Антанты в этом регионе, в том числе с британским контр-адмиралом Томасом В. Кемпом, с которым ему уже доводилось встречаться зимой 1915-16 годов.

 

Рощаковский поселился в г. Александровске (ныне г. Полярный). Оттуда он руководил мероприятиями по усилению обороны района новой военно-морской базы: это была первостепенная задача дня.

 

В эти дни ему было присвоено Временным правительством звание капитана I ранга. В мае 1917 года Рощаковский издал приказ о координации действий военно-морских частей и армейский подразделений и распоряжение о создании солдатских советов в местных воинских частях и подразделениях.

 

Центральный комитет, состоявший из 84 солдатских и матросских депутатов, должен был обеспечить координацию деятельности различных армейских и флотских частей. В соответствии с приказом № 382 от 5 мая 1917 г. прерогативой Центрального комитета стало принятие решений политического и военного характера, обязательных к исполнению на всей территории Кольского района.

 

Из 84 депутатов 44 выбирались флотом, еще 40 – армейскими частями, среди которых должно было быть 8 военно-морских и 10 армейских офицеров.

 

Задолго до свержения царского режима Англия и Франция начали вести через Мурманск и Архангельск поставки вооружения для нужд русской армии. Военные грузы продолжали поступать и после февральской революции, весной и летом 1917 года.

 

В этих городах оказались сосредоточены на складах значительные запасы оружия. Обеспокоенные сложившейся ситуацией англичане направили в начале 1918 года в Мурманск небольшое морское подразделение на борту старого крейсера королевских ВМС "Глори" под командованием адмирала Кемпа.

 

Одновременно в Архангельске британцы оборудовали большие склады и подтянули для их охраны надежные подразделения из состава русского военно-морского флота.

 

Основной причиной появления воинского контингента стран Антанты в Мурманске и Архангельске являлось опасение того, что немцы могут захватить эти портовые города на берегу Северного Ледовитого океана, а склады вместе со всем их содержимым окажутся в их руках. Однако политическая ситуация в районе изменилась: за зиму 1917-18 годов большевики заметно упрочили свое положение и в Мурманске и в Архангельске.

 

В дни октябрьской революции 1917 года Рощаковского не было в Александровске. Дочь пишет, что он находился на Черном море, и это, вероятно, спасло ему жизнь.

 

Потом, он вернулся, должно быть, в Мурманск, потому что там его сменил контр-адмирал Казимир Кетлинский, признавший большевистское правительство. Кетлинский, однако, успел пробыть в своей новой должности всего неделю: он был застрелен мятежными матросами в феврале 1918 года.

 

Поначалу экспедиционный корпус союзников, в основном британцев и французов, сотрудничал здесь с большевиками как при планировании военных операций, так и в других вопросах.

 

Весной 1918 года в Мурманске сложилась парадоксальная ситуация: большевистская администрация сама обратилась к англичанам с просьбой о высадке вооруженного контингента. Большевики опасались, что части финской армии генерала Маннергейма смогут овладеть большими складами с вооружением, поступившим от союзников, и установят свой контроль над железной дорогой, связывающей Кольский полуостров с Петроградом.

 

В марте 1918 года 13 британских морских пехотинцев высадились на берег в Мурманске с линкора "Глори" при полной поддержке со стороны местных большевиков.

 

Вскоре после этого в Мурманск прибыл еще один корабль королевских ВМС Великобритании – крейсер "Кокрен", доставивший на берег несколько французских артиллерийских расчетов и отряд британских морских пехотинцев.

 

Вместе с оказавшимися ранее в Мурманске британскими пехотинцами они вошли в состав персонала сформированного здесь бронепоезда, который отправился по железной дороге на юг области.

 

Соединенный десантный отряд с "Кохрейна" вступил в бой с финнами. Боевые столкновения в районе Печенги продолжались несколько дней.

 

Британцы выслали подкрепление, а со стороны русских к десанту присоединились 15 пограничников местного гарнизона.

 

Здесь на Севере сложилась удивительная ситуация: британские солдаты сражались бок о бок с русскими большевиками и красноармейцами против белогвардейцев генерала Маннергейма.

 

Попытки финнов закрепиться в Печенге были отбиты, и немцам не удалось создать никаких опорных баз в этом районе вплоть до Второй мировой войны, начавшейся двадцать лет спустя.

 

В Норвегию.

 

Весной 1918 года Рощаковский благополучно добрался до Осло, где попытался получить у норвежских властей разрешение привести в Норвегию семью и осесть в этой стране.

 

Первая попытка оказалась неудачной. Рощаковский понял, что не остается ничего иного, как обратиться за помощью к своим знакомым по временам кадетской юности в Санкт-Петербурге.

 

Он обратился с письмом к вдовствующей королеве Греции Ольге, находившейся в то время в Лондоне. Ее супруг, король Георг I, был убит в 1913 году.

 

Рощаковский попросил королеву написать королю Норвегию Хокону и поручиться за добропорядочность семьи Рощаковских. Без содействия короля трудно было рассчитывать на получение разрешения норвежских властей остаться в Норвегии.

 

Греческая королева не отказала ему в этой услуге. Король Хокон VII принял определенное участие в деле Рощаковских, во всяком случае, норвежские власти разрешили им поселиться в Норвегии.

 

Спустя некоторое время Рощаковский получил разрешение на личную аудиенцию у короля Хокона для того, чтобы выразить свою признательность за помощь. Позднее Рощаковский, делясь своими впечатлениями от этой встречи с домашним, рассказывал, что король показался ему на редкость обаятельным человеком.

 

Находясь в Норвегии, Рощаковский возобновил отношения со своим старым знакомым Бернером Гарвиком из Эспевэра. Кроме привезенных в Норвегию денежных средств у Рощаковского остались большие ценности в России.

 

Он вместе с Бернером Гарвиком решили заняться совместным бизнесом в России, для чего ими была учреждена компания "Эспевэрское зверобойное и рыболовное общество".

 

Основным направлением деятельности компании являлся рыболовный промысел и добыча морского зверя. Продукты переработки, в первую очередь, рыбий жир и другие рыбопродукты должны были экспортироваться в различные страны Европы.

 

Для этого компании следовало наладить хорошие деловые связи с партнерами в России, и к этому имелись все необходимые предпосылки: старые связи с русской администрацией и коммерсантами и, наконец, общие экономические интересы.

 

В то время на верфи Кнута Сколаса в Росендале стояла готовая к спуску на воду деревянная шхуна, рассчитанная на плавание в северных водах: судно имело длину 103,8 метра и водоизмещение 174 брутто-регистровых тонн.

В качестве судового двигателя использовалась двухцилиндровая паровая машина Бергенского механического завода.

 

Судно было построено в 1917 году и тогда же прошло регистрацию в норвежском судовом регистре как принадлежащее Бернеру Гарвику.

 

По-видимому, судно строилось также по заказу Гарвика. Когда он стал компаньоном Рощаковского, то право собственности на судно формально перешло к их совместной компании, а судно получило имя "Малюля" в честь дочери Рощаковского Марии. Так ее звали когда-то домашние в России.

 

Рыболовный сейнер "Малюля" на стапелях в Эспевэре. 1920 год.

 

Осенью 1918 года "Малюля" совершила два рейса из Эспевэра в Архангельск, а весной 1919 года – еще один, доставив на своем борту сельдь и другие товары.

 

В Архангельске этот груз обменяли на продукцию местного производства, доставили в Норвегию и там продали с известной прибылью.

 

В первый рейс шхуны вышел в море и сам Рощаковский. Благополучно добравшись до Архангельска, он сразу же направился к своим родным, по-прежнему обретавшим в Соломбале.

 

Вместе с гувернанткой и камеристкой Рощаковские поднялись на борт "Малюли", взявшей курс на Норвегию.

 

Во время короткой стоянки в Тромсё по городу поползли слухи о богатом русском, сбежавшем из большевистской России на запад. Люди в Тромсё шептались, будто на борту "Малюли" целый запас серебра, а русский с семьей собирается плыть дальше в Америку.

 

Возвращение в Советский Союз.

 

Михаил Рощаковский задумал вернуться обратно в Россию, или Советский Союз, как теперь стала называться его родная страна.

 

Он не стал большевиком и не испытывал никаких симпатий к новому режиму, но чувствовал, что его долг - вернуться на родину и сделать все возможное для нормализации жизни в ней.

 

В те годы, когда семейство Рощаковских проживало в Эспевэре и Хаугесунде, Михаил Сергеевич совершил несколько поездок в Данию, чтобы лично поздравить с днем рождения вдовствующую императрицу Марию Федоровну, урожденную датскую принцессу Дагмар.

 

Неизвестно, как ему удалось связаться с представителями советской власти за границей и попасть в Советский Союз. Похоже, что в 1925 году он уже обращался к ним, а именно к советскому военно-морскому атташе в Лондоне с письменной просьбой о получении разрешения вернуться обратно на родину и продолжить службу в военно-морском флоте.

 

Но это обращение, по-видимому, было отклонено.

 

В середине июля 1924 года русские военно-морские корабли – знаменитая "Аврора" и учебное судно "Комсомолец" - совершали учебное плавание, следуя вдоль норвежского побережья из Кронштадта в Архангельск.

 

Соединение советских кораблей под командованием капитана I ранга Болотова посетило Берген и Тронхейм. Норвежские газеты были заполнены публикациями с восторженными отзывами о безупречном поведении советских моряков (их было около 1000 человек) во время посещения портов Норвегии. Пресса, как это ни странно, в целом весьма положительно отзывалась о Советском Союзе. Может быть, именно это вызвало у старого моряка и националиста желание вернуться на родину.

 

Историк и писатель И.М. Дьяконов, находившийся в 1922-26 годах в Осло вместе со своими родителями, сотрудниками советского торгового представительства, написал в 1995 году книгу о временах своей далекой юности, проведенной в Норвегии.

 

В книге упоминается, что во время своих визитов в Осло Рощаковский неоднократно посещал советское торговое представительство. Быть может, благодаря этим контактам Рощаковскому представилась возможность вернуться в Россию. Тогда советским торговым представительством руководила Александра Коллонтай, которая сама была дочерью русского генерала и дворянина, владельца поместья на Черниговщине. Тогдашний супруг Коллонтай Павел Дыбенко по происхождению тоже был украинцем.

 

Вероятно, в 1926 году или в начале 1927 года Рощаковский получил разрешение вернуться в Советский Союз.

 

Он покинул жену и дочь. Дочь была уже взрослой и собиралась выйти замуж. В семейных воспоминаниях она не рассказывает о том, как прощались родные и близкие с Михаилом Сергеевичем, но отмечает, насколько странно, что умные и полные высоких идеалов люди зачастую удивительно наивны.

 

Мария Михайловна пишет: "Меня всегда это удивляло, но это неоспоримый факт. Под конец это стоило отцу жизни. Но его возвращение на родину было искренним".

 

Она также сообщает, что другие члены семьи и их родственники, жившие тогда за границей, не могли понять побудительных мотивов, заставивших отца отправиться в Советский Союз. А некоторые из них, когда появились слухи, что Рощаковского сослали в Сибирь, даже дали понять, что он, по их мнению, вполне заслужил такое наказание.

 

Примечательно, что Рощаковский, приехав в Советский Союз, заявил, что он вдовец и что детей у него нет.

Возможно, таким образом он хотел ввести в заблуждение сотрудников пользующихся недоброй славой органов НКВД и оградить тем самым от возможных преследований своих родных.

 

По прибытии в Советский Союз Михаил Сергеевич получил работу в Правлении Нижегородской ГРЭС, заняв должность заведующего иностранного отдела.

 

Но уже в феврале 1928 года его арестовали и в мае того же года осудили на три года высылки за шпионаж и участие в контрреволюционной деятельности.

 

Решение было пересмотрено в июле 1928 года - высылку отменили.

 

Неизвестно, чем Рощаковский занимался после этого. По одним сведениям, Михаил Сергеевич работал консультантом на судоверфи в Ленинграде, по другим - занимал высокие должности в Москве и стал чуть ли не приближенным Сталина.

 

Писатель Лев Разгон, просидевший около месяца в одной камере с Рощаковским в 1938 году, рассказывает, что Рощаковский был одним из главных консультантов в Наркомате судостроения, благодаря чему пользовался всеми известными привилегиями того времени: получал высокую зарплату, имел отдельную квартиру, доступ в спецмагазины, личный автомобиль и прочее.

 

Лагерь.

 

Из воспоминаний Льва Разгона следует, что Рощаковский встречался и беседовал со Сталиным.

 

В письмах Рощаковского, датируемых началом 1930-х годов, есть подтверждения этого.

 

Можно предположить, что Михаил Сергеевич был частым гостем и у Климента Ефремовича Ворошилова. Родившийся на Украине Ворошилов входил в круг лиц особо приближенных к Сталину.

 

Это был старый большевик, красноармеец, член Центрального Комитета ВКП(б) с 1921 года.

В 1930-е годы Ворошилов занял пост Народного комиссара по военным и морским делам.

С 1934 года эта должность стала именоваться Народный комиссар обороны, что примерно соответствовало должности министра обороны в других странах.

 

В 1935 году Ворошилову было присвоено звание маршала Советского Союза. Должно быть, он был сопричастен к сталинским чисткам в Красной Армии, жертвами которых стало большинство его коллег среди военного руководства страны, включая маршалов.

 

Неизвестно, в какой степени приложил Ворошилов руку к аресту Рощаковского в 1937 году, но версия о его участии вероятна. Рощаковского бросили в тюрьму без предварительных допросов и надолго о нем забыли.

 

Спустя некоторое время по решению Чрезвычайной Комиссии Рощаковский был осужден на пять лет исправительных работ как "социально опасный элемент".

 

М.С. Рощаковский. Последний известный снимок. 1936 год.

 

 

Дожидаясь отправки в трудовой лагерь, Рощаковский оказался в московской Бутырской тюрьме в одной камере с тридцатилетним Львом Разгоном.

 

Бутырская крепость, а позднее тюрьма с тем же именем, со времен Петра I стала местом заточения государственных преступников и считалась страшным и гиблым местом.

 

Свои впечатления о первой встрече с Рощаковским Разгон описывает следующими словами:

"Рощаковский был мне бесконечно интересен. Настолько, что я почти все время проводил в разговорах с ним. Он был для меня настоящим открытием. Начать с того, что впервые я понял, что значит быть "воспитанным человеком". И не в том дело, что все, что этот старик делал, — было изящно, красиво, элегантно. Он ел деревянной ложкой тюремную баланду так красиво, что невозможно было отвести глаз…

 

В дикой и омерзительной жизни огромной камеры, набитой людьми, которые тут же, при всех, едят невкусную пищу, отрыгивают, мучаются распирающими их газами, пользуются вонючей парашей, отравляют воздух зловонием немытых потных тел — в этой обстановке Рощаковский вел себя так, что ничто в нем не раздражало окружающих.

 

Не оскорбляло слуха, зрения — ничего! Он был прост, совершенно естествен в обращении с любым человеком, в нем не было ни тени фамильярности, высокомерия, желания подладиться под собеседника или же чем-то его унизить, загнать в угол эрудицией, опытом…

 

Это было просто удивительно! Он был убежденный монархист, националист и антисемит. Я был коммунистом, интернационалистом и евреем. Мы спорили почти все время. И выяснилось, что можно спорить с полностью инаковерующим не раздражаясь, не впадая в ожесточение, с уважением друг к другу… Для меня это было подлинным открытием…"

 

Месяц спустя пути недавних сокамерников разошлись. Льву Разгону предстояло провести 17 лет в сталинских лагерях, а Рощаковского отправили в трудовой лагерь в Караганде в Казахстане, где он и умер в 1938 году.

 

В то время ему было 62 года. Благодаря настойчивости сестры Софьи 18 июля 1964 года Михаил Сергеевич Рощаковский был реабилитирован.

 

От того времени, когда в начале 1930-х годов Рощаковский находился в Советском Союзе, сохранились многочисленные письма из переписки, которую он вел с бывшим революционером, поэтом и ученым Н.А. Морозовым, бывшим на 22 года старше своего корреспондента.

 

За революционную деятельность против царского режима Морозов был арестован и находился в тюрьме с 1882 по 1905 год, после чего в 1910 году снова оказался на год в застенках.

 

После революции 1917 года Морозов ушел от политической деятельности и целиком посвятил себя науке. Он стал руководителем научно-исследовательского института в Петрограде, обретшем в 1924 году новое имя - Ленинград. Письма Рощаковского Морозову в основном касаются научных вопросов хронологии и организации службы времени.

 

Капитан 1 ранга М.С. Рощаковский с женой и дочерью. 1917-1918.

 

Источник - http://www.flot.com/...hakovsky/12.htm

 

 

Вот такая судьба , такие вот повороты судьбы. Вступить в схватку в безнадежной ситуации с врагом, быть на переднем крае в тяжелые времена и лишь вынужден был покинуть Родину. Но вернулся обратно, для чего? Ведь он был обеспеченный вполне человек. Что заставило человека бросить все и вернуться на Родину? Разве он не понимал как его встретят, но вернулся! А сколько их таких было?  Судьба!

[25mike25]

Держи  :medal: ,я первый..

[Pa3gibatop_nagibatopov]

25mike25 (04 Сен 2013 - 19:56) писал:

Держи  :medal: ,я первый..

Поймал :veryhappy:  спасибо!

[anonym_MD3aRAyh3JFN]

Как ломались судьбы людей

[anonym_LkUjNuKB34Ol]

Что-то по прочтении сложилось ощущение, что далеко не так был прост Михаил Сергеевич, как кажется. Личные контакты с монаршими домами Европы. Боевые награды. Работа со связью и шифровальными отделами. Позже - возвращение в Союз и работа на высоких должностях. Как бы и смерть его, наступившая якобы в 38-м, не была фальшивкой для сокрытия... чего-то. Слишком ценный кадр, чтобы просто добить его в трудовом лагере.

[AgPeccuBHblu_LLlKoJIbHuk]

Молодец! Вспомнил школьные годы и взгрустнул.

Хорошая была пора. +

[anonym_p2UYhfD0zc6A]

alex03071971 (04 Сен 2013 - 19:45) писал:

Это был убежденный монархист, националист и антисемит, но при этом горячий патриот и человек врожденной интеллигентности.

Как можно быть националистом-монархистом,если царская семья,едва ли не немцы?

[Dewrit_www]

Не могу не процитировать фрагмент из книги Льва Разгона "Плен в своем Отечестве"

Цитата

Начинал Рощаковский весьма обычно для представителя старинной дворянской семьи, в которой несколько поколений были моряками. Окончил Морской корпус. Окончил блестяще. Из других ему подобных выделялся лишь тем, что учился на одном курсе с некоторыми великими князьями, в частности с теми Владимировичами, которые получили затем немалую известность. Дружил с ними, что, очевидно, сыграло потом некоторую роль в его дальнейшей жизни. В отличие от тех, кто выбирал службу в Кронштадте, поближе ко двору, попросил послать его на Дальний Восток, в Тихоокеанскую эскадру. Уехал в Порт-Артур и, благодаря своим немалым способностям, начал делать быструю карьеру. К началу русско-японской войны Рощаковский командовал миноносцем «Решительный». Миноносец вошел в историю войны как весьма редкий пример военной удачи. Когда русская эскадра делала попытку прорваться из блокированного японцами Порт-Артура, «Решительный» оказался единственным кораблем эскадры, которому удалось вырваться из кольца японских судов. За миноносцем погналась почти вся Японская эскадра. Более быстроходные японские миноносцы уже настигали «Решительного», и Рощаковскому ничего не оставалось делать, как заскочить в лежащий на пути китайский порт Чифу. Китай держал нейтралитет в войне, и корабль должен был быть интернирован китайцами. Но японцы уже и тогда плевать хотели на китайский нейтралитет.

Когда еле переводивший дух русский эсминец бросил якорь в Чифу, на горизонте показалась японская эскадра, плотным кольцом оцепившая русский корабль. К «Решительному» подплыл японский катер, японский офицер поднялся на борт русского корабля и в самой оскорбительной форме предложил Рощаковскому немедленно сдаться в плен — кораблю и всему экипажу. Когда Рощаковский ответил японцу (разговор шел по-английски) на самом изысканном языке посетителя портовых ночных кабаков, что предложение это для русских неприемлемо, японец внезапно бросился на капитана «Решительного» и вцепился кривыми, но крепкими зубами в его руку…

— Видите, голубчик, — Рощаковский протянул мне изуродованный палец, — из-за этой скотины я отказывался танцевать на балах, не протягивать же дамам такую клешню!

По приказу капитана матросы «Решительного» с толком и не без удовольствия отлупили японца и бросили его в катер. Японский офицер поплыл к своим, обещая русским, что через полчаса все они будут кормить рыб на морском дне. Не приходилось сомневаться в реальности этой угрозы. И за эти полчаса Рощаковский высадил всю команду на берег и — последним оставшись на борту — самолично открыл кингстоны. На глазах у японского флота «Решительный» с неспущенным андреевским флагом ушел на дно. Рощаковский на лодке добрался до берега, куда японцы не посмели все же сунуться. Матросы были интернированы, а сам Рощаковский — не без соизволения китайских властей — бежал в Америку…

Из Соединенных Штатов он приехал в Петербург. На мрачном фоне поражений и неудач подвиг капитана «Решительного» был особенно впечатляющ. Рощаковского осыпали орденами и всякими милостями. Вот тогда-то, может быть и не без помощи своих великокняжеских сокурсников, он познакомился и подружился с царем. Да, «подружился» насколько это только было возможно при безвольно-коварно изменчивом характере Николая II. Но Рощаковский не использовал возможность сделать мгновенную придворную карьеру. Да и вообще — это странным мне казалось! — он совершенно не был карьеристом. Готовилась к отправлению эскадра адмирала Рожественского, и Рощаковский добился назначения в эскадру. Он пережил печально знаменитое плавание от Петербурга до Цусимского пролива, был участником Цусимского боя, подобран японцами из воды, с другими русскими моряками, оставшимися в живых, до конца войны прожил в японском плену.

В плену Рощаковский работал над подробнейшей запиской о причинах поражения русского флота и о необходимости коренной его реорганизации. Но когда после конца войны и возвращения в Россию он эту записку пустил по инстанциям, ему не помогла и дружба с царем. Записка застряла в канцеляриях Морского министерства, царский дядя — адмирал — был вне себя от ярости, и морская карьера Рощаковского быстро сломалась. Тогда он сделал решительный шаг и подал в отставку. По просьбе -царя он стал дипломатом. Но не простым, а чисто династическим. Рощаковский представлял не столько Россию, сколько своего державного приятеля, и только в тех государствах, где государи были родственниками русского царя: в Дании, в Греции, в герцогстве Дарм-штадтском… Каждое лето Рощаковский проводил в Ливадии, в гостях у Николая.

Я верю словам Рощаковского, что он никогда не был придворным подлипалой и не использовал свои отношения с самодержцем ради карьеры и обогащения. Свою связь с царем он использовал только тогда, когда началась первая мировая война. В своей погибшей в канцеляриях записке Рощаковский писал, что самым главным флотом в России должен стать совершенно новый флот — северный. Что необходимо использовать незамерзающие полярные порты для снабжения России, необходимо проложить железную дорогу и между Мурманском и Петербургом… В 1914 году Рощаковский бросает дипломатическое ведомство и возвращается на военную службу. В нарушение всех правил чинопроизводства он получает звание контр-адмирала и назначение генералом-губернатором Кольского полуострова с почти неограниченными полномочиями.

Он был способным колониальным администратором — Рощаковский. Совсем таким, как почитаемые им коллеги из английских и нидерландских колоний. Мурманскую дорогу строили военнопленные, тысячи китайцев, привезенные из-за тридевять земель. Рощаковский не жалел ни людей, ни денег. А пока дорога строилась, он организовал перевозку снарядов из Англии в новый порт Романов, откуда они перевозились до ближайшей станции на оленях… Рощаковский до того был занят своим новым делом, что почти и не виделся со своим державным дружком.

Пока его обухом по голове не стукнули революция и отречение царя от престола. Рощаковский знал, что Михаил, которому царь передал свои спутавшиеся бразды, имеет способности к царствованию ещё более скромные, чем Николай…

— Покойный наш государь был человеком превосходного воспитания, очень деликатный, хорошо знавший свое — царское ремесло… Он знал, как и с кем разговаривать, да, да — превосходно это умел! Памяти был необыкновенной и понимания особенностей и деликатности разговора… С гусаром разговаривал иначе, чем с конногвардейцем, с семеновцем по-другому, чем с преображенцем… Мог говорить с любым профессором, и, с мужиком умел запросто разговаривать! А что ещё требуется, в конце концов, от царя? Ну, от русского царя еще, конечно, требуется способность управлять державой. И государь мог бы это делать, если бы не его проклятая деликатность, неуверенный характер да эта огромная, ну огромнейшая же орава бездельников царской фамилии! Мало им всего, что имели, каждый ещё лез в советники, руководители, в управляющие… А государь не имел сил и характера своего отца. И ещё — семья, такое тяжкое горе в семье!..

— Это вы про царицу?

— Ну, сударь мой, — что же вы вслед за этими, за репортерщиками будете гадости про неё говорить? Что она, с Распутиным, что ли, спала? Государыня была глубоко несчастной женщиной… Понимаете, рождаются одни девочки, одни девочки… Престол русский уходит из семьи, впервые прерывается прямое престолонаследование, считает себя в этом виноватой… И истеричка при этом — бегает по монастырям, бьет поклоны, выпрашивает у бога наследника… А когда рождается наследник, выясняется, что он вроде и не жилец! Она не только Распутину, черту с рогами могла душу заложить, чтобы спасти сына!.. Вот так, батенька. А Михаил Александрович был милейший человек, но только в полку. И даже не в гвардейском, а только в армейском полку, где-нибудь в Калуге. И не выше полковника. Для командования полком не годился — был застенчив, жалостлив, терпеть не мог придворных церемоний, адвокатишку какого-нибудь паршивого стеснялся, как барышня провинциальная кавалера… А ведь учили на царя! Учили без всякой такой пользы — бесполезное, батенька, было дело!

Рощаковский примчался в Петроград на другой же день после того, как Михаил — вслед за братом — отрекся от престола. И больше уже никаких иллюзий не строил.

— Развалилась империя. Да-с. Ну, эти субчики — министры, начальники департаментов, сенаторы — все они гроша ломаного не стоили. Без роду, без племени, живут от казны, ни достоинства, ни чести — зависят только от службы, от карьеры. И ради неё — на все готовы. Говорят и делают только то, что может понравиться государю, государыне, великим князьям. Да что там — государевой фамилии! Всякой сволочи хотят нравиться, если только это может помочь им удержаться. Распутину — Распутину! Иллиодору — Ил-лиодору! Иоанну Кронштадтскому — и ему!.. О России — никто не думал! Ну, а коренные русаки, настоящая русская-то аристократия, они плевать хотели! Служить им — без на-добностей, денег не нужно, да ещё и унижаться не привыкли. И повыродились, конечно, многие. А эти — засранцы из купцов, так и вовсе ничегошеньки не поняли. Думали, что можно годами играть в парламент. Научился, ***, сухой херес пить за обедом и думает, что уже спикером стать может! ^

— Да вы — марксист настоящий!

— Монархист я, батенька, а не марксист! Вашего этого Маркса и не читывал никогда и читать не буду. Все ждут умных советов от евреев! Каждый губернатор держал около себя умного еврея, советовался с ним, себе не верил, других русских считал глупее… Конечно, евреи — народ умный, огонь и воду прошел, так ведь если считать, что ум от страданий, то русские не глупее должны быть! А ваш Маркс — он у вас, как умный еврей при губернаторе… Да-с. Разваливается Россия. И каждый от неё урвать хочет, хоть чем-нибудь поживиться… Бардак я застал в Петрограде поистине вавилонский. Служить некому, да и незачем…

И Рощаковский немедля уехал из России. Он стал первым эмигрантом. Он прибыл в Стокгольм почти одновременно с приездом в этот город маленькой группы политических эмигрантов, ехавших в Россию из Швейцарии, через воюющую Германию, в «пломбированном вагоне»… Рощаковский — с его знаниями, энергией и репутацией — довольно быстро нашел себе высокооплачиваемую работу в судостроительной фирме, казалось, что он навсегда отошел от какой бы то ни было политической деятельности.

Пока не началась гражданская война. Здесь он занял позицию настолько странную для человека его убеждений, что к нему приезжали убеждаться в том, что это так — делегаты от Колчака, от Деникина. Технический директор судостроительной фирмы начал выступать в печати, на собраниях, писать брошюры и страстные статьи, обращаться к русским офицерам в белых армиях… Рощаковский всех их убеждал, что победа «белого дела» означает полное крушение России как суверенного и великого государства. Победа белогвардейцев означает, что Россия станет на десятки, если не на сотни лет — фактической колонией иностранцев. Что за победу в гражданской войне бывшие правящие классы заплатят страшной ценой расчленения империи и полной потерей независимости. И что в России есть лишь одна сила, способная сохранить единую и неделимую Россию, — большевики. Только победа большевиков может сохранить Российскую империю и воссоздать, да и расширить её могущество.

Фирма уволила своего директора, впавшего в большевизм, имя его было проклято как изменника, в него стреляли белогвардейцы, а Рощаковский упрямо отбивался от всех нападок и заключал пари с теми представителями шведской аристократии, которым было смешно и весело продолжать дружить с этим взбесившимся русским.

В начале тридцатых годов овдовевший Рощаковский, совершенно одинокий, не имевший детей, дико страдавший от ностальгии, — попросился на Родину. В Москве его приняли с редким почтением. Он был назначен главным консультантом по военному судостроению, ему дали почти все, что могли дать: высокое жалование, квартиру, пайки, машину… С ним беседовал Сталин, он бывал часто у Ворошилова. В 1937 году его, натурально, посадили и после того, как долго держали в тюрьме без допросов, постановлением «Особого совещания» дали пять лет как СОЭ — «социально опасному элементу». В этом качестве я его и застал в этапной камере Бутырской тюрьмы.

Рощаковский был мне бесконечно интересен. Настолько, что я почти все время проводил в разговорах с ним. Он был для меня настоящим открытием. Начать с того, что впервые я понял, что значит быть «воспитанным человеком». И не в том дело, что все, что этот старик делал, — было изящно, красиво, элегантно. Он ел деревянной ложкой тюремную баланду так красиво, что невозможно было отвести глаз… В дикой и омерзительной жизни огромной камеры, набитой людьми, которые тут же, при всех, едят невкусную пищу, отрыгивают, мучаются распирающими их газами, пользуются вонючей парашей, отравляют воздух зловонием немытых потных тел — в этой обстановке Рощаковский вел себя так, что ничто в нем не раздражало окружающих. Не оскорбляло слуха, зрения — ничего! Он был прост, совершенно естествен в обращении с любым человеком, в нем не было ни тени фамильярности, высокомерия, желания подладиться под собеседника или же чем-то его унизить, загнать в угол эрудицией, опытом…

Это было просто удивительно! Он был убежденный монархист, националист и антисемит. Я был коммунистом, интернационалистом и евреем. Мы спорили почти все время. И выяснилось, что можно спорить с полностью инаковерую-щим не раздражаясь, не впадая в ожесточение, с уважением друг к другу… Для меня это было подлинным открытием…"

[MartBor]

это не незаурядный человек