sani_Alpha

Вы попробуйте командовать в 2 часа ночи когда под боком дети спят и ещё вы не забывайте что работать тоже нужно встаёшь в 6 утра моё мнение это КБ для избранных а остальные побоку.... просто обидно да мне 43 и на квартиру я не заработал живу в коммуналке.

[SIBIR] Siberian Мы играем +4 по Москве полный бред я ложусь спать в 2 ночи сплю 4 часа и в 8 утра встаю на работу и это все кто участвует в КБ . У нас Сибирский регион

могу ответить только одно что бывает подгорает и в чате *** есть такое но не каких договорных боёв нет и не было...............

Как вступить в группу подскажите??

почему симс рулит в рангах понять не могу??

С Наступающим!!!!! 2017!!!! У меня трое детей делали всей гурьбой )))

опять баг не возвожнно играть во взводе на тесте так как вылетает через раз выходишь из боя а показывает что в бою у меня и у товарища

играли в отряде сегодня вышли из боя уже как секунд 40 а отряд в бою что за прикол???

Знаменитый шведский фрегат, потеряв остойчивость, затонул в акватории порта Стокгольма. Погибли 170 человек. Коротко для ленивых Доброго времени суток сегодня хочу рассказать вам печальную, короткую, но интересную историю сложившуюся с единственным уцелевшим до нашего времени парусным кораблём 17 века. Густав II Адольф стал королем в семнадцать лет. Он получил печальное наследие от своего отца Карла IX: Швеция вела войну на два фронта. На востоке - с Россией и Польшей, на юге - с Данией, вечным соперником за овладение бассейном Балтийского моря. Распри с соседями способствовали тому, что шведский военный флот не только оказался устаревшим, но и очень нуждался в ремонте. Лишь после заключения мира с Данией (1613 год) и с Россией (1617) Густав II Адольф наконец приступил к строительству нового флота. В 1625 году шведский флот усилили 25 вновь построенных и несколько купленных за границей судов «Величие и сила Швеции зависит от её флота и Бога», — так любил говорить Густав II Адольф. В том же году шведский король заключил договор с голландским частным судостроителем Хенриком Хюбертссоном де Гроотом и его братом Арентом де Гроотом. Братья должны были построить на стокгольмской верфи два крупных и два малых военных корабля. Двумя большими парусниками были «Тре крунур» и «Васа». Последнему, с его очень сильным артиллерийским вооружением, отводилась роль флагмана шведского блокирующего флота в Тридцатилетней войне. В течении трёх лет корабль «Васа» сооружался на Стокгольмской верфи под личным присмотром короля. Строился будущий флагман силами 400 рабочих, срублено было свыше тысячи деревьев. Густав II Адольф решил потрясти своих противников не только мощностью своего корабля, но и роскошью. Поэтому над отделкой корабля трудились лучшие мастера европейских верфей и самые искусные резчики по дереву. И всё бы ничего, если бы не был упущен один очень важный момент: корпус корабля сделали слишком узким, что и сыграло роковую роль в его недолгой судьбе.10 августа 1628 года «Васа» снялась с якорей в гавани города и вышла на открытое пространство бухты. В честь собравшейся в порту толпы, которая пришла посмотреть на исторический для страны день, корабль отсалютовал, и после того как улёгся дым от пушечных взрывов народ увидел ужасную картину: новоиспеченное судно спешно уходило под воду. Внезапно налетевший порыв ветра накренил корабль, и в открытые пушечные порты хлынули напоры воды. В конце концов, от сильного наклона пушки с одного борта начали скатываться на другой, окончательно расписавшись в приговоре кораблю.Ровно 333 года он пролежал на дне морском, пока энтузиаст Андерс Франсен его не обнаружил. Всё дело в том, что Балтийское море, где затонуло судно, обладает пониженной солёностью, а из-за этого в нём не водятся черви-точильщики, и «Васа» осталась практически цела. Теперь она является главным экспонатом музея, находящегося в самом центре Стокгольма – острове Юргорден. История постройки Экипаж, параметры и ТТХ Торжественный день - гибель легенды Как же могло такое произойти? Расследование виноватых Обнаружение и подъём Изображения и видео Источники

Броненосный крейсер Рюрик (Рюрик II), Россия, 1906 г. «Английское тело и Русская кровь» Броненосному крейсеру «Рюрик» не была суждена долгая и спокойная жизнь. Рождённый в эпоху бурных перемен на флотах, связанных с воцарением дредноутов — как линкоров, так и крейсеров — он, несмотря на всю его мощь, всё же остался продуктом уходящей эпохи. Однако именно для Балтийского флота в операциях 1914 — 1918 гг. он оказался поистине бесценным кораблём. Связанное фундаментальным условием морской войны на два фронта, германское морское командование было просто не в состоянии в течение всей войны противопоставить «Рюрику» ничего равноценного, и он стал настоящим «становым хребтом» русских крейсерских сил на Балтике, заставляя считаться с собой крейсера принца Генриха. В предвоенные годы он водил отряды русских кораблей в заграничные походы, достойно показывая в дальних странах Андреевский флаг, а его приземистый и вместе с тем гармоничный силуэт с большими угловатыми башнями, чем-то отдалённо напоминавший первые германские линкоры-дредноуты, можно было повсюду видеть в европейских водах — от Балтики до Средиземноморья. Подобный успех выпал на долю крейсера далеко не случайно. «Рюрик» стал первым русским крупным кораблём, построенным с учётом боевого опыта войны 1904 — 1905 гг. Его основные идеи были выдвинуты МТК и на долю компании «Виккерс» лишь выпала честь воплощения их в детальный проект, основным достоинством которого стал близкий к оптимальному баланс основных качеств. В крейсере гармонично сочетались наступательные и оборонительные элементы, а особо тщательная разработка мероприятий по плавучести и остойчивости делала его в высшей степени живучим кораблём. Конструкция корпуса основывалась на наборе по продольно-поперечной системе, но в ней был уже сделан первый шаг в восторжествовавшей вскоре в русском флоте продольной системе набора. В соответствии с идеями И.Г. Бубнова — в недалёком будущем создателя строительной механики корабля как науки, участвовавшего в 1904 г. в разработке МТК аванпроекта «Рюрика», часть днищевого набора в итоговой конструкции выполнялась из стали повышенного сопротивления (киль, четыре непрерывных днищевых стрингера). В работу корпуса включалась также обшивка днища — по пять поясьев от киля с каждой стороны тоже были из стали повышенного сопротивления. Подразделение корпуса на водонепроницаемые отсеки было тщательным и хорошо продуманным. Странным рудиментом элегантного облика «Рюрика» выглядел его таранный форштевень, выдававшийся вперёд почти на 4,5 м. Казалось бы, после трагической гибели британской «Виктории», случайно протараненной своим же собратом по эскадре во время маневров в 1893 г., всем стало совершенно ясно, что прямой удар носом является роковым уже сам по себе и корабль, наносящий его, не нуждается для этого ни в каких особых конструктивных ухищрениях. Однако стереотип сознания оставался так прочен, что и через 10 лет после катастрофы злосчастного линкора все новые тяжёлые артиллерийские корабли всех флотов продолжали оснащать этим бесполезным «архитектурным излишеством», бесполезно расходуя драгоценный в носу вес, увеличивая общую длину корпуса и внося в облик новейших тяжёлых единиц элементы архаики. Орудия «Рюрика» отличались мощностью и передовой конструкцией. Как артиллерийские системы, они основывались на прежнем принципе русского флота «облегчённый снаряд/повышенная начальная скорость»: и 10", и 8" снаряды имели относительный вес 13.803 и покидали канал ствола со скоростью 900 м/с — значительно большей, чем у какого-либо современника «Рюрика» из последних броненосных крейсеров. Установки и главного и вспомогательного калибра, хотя и вызвали поначалу большие трудности у «Виккерс», но отличались продуманностью конструктивных решений и в дальнейшем хорошо показали себя на службе. Общие идеи некоторых их узлов (таких как прицельные устройства, система подачи, цепные прибойники и др.) были впоследствии заимствованы отечественными производителями и получили дальнейшее развитие в 12"/52 и 14"/52 установках дредноутов, спроектированных ПМЗ. Калибр и состав противоминной артиллерии крейсера также находится вне критики. Опыт войны показал необходимость усиления противоминного калибра. 75-мм пушки продемонстрировали свою неэффективность и были заменены уже на стадии рабочего проекта на 120-мм орудия. Однако принцип сохранения их прежнего количества привёл к необходимости расположения четырёх из них, не помещающихся в середине корпуса, в кормовой батарее под верхней палубой. Это решение представляется малоудачным — высота кормовых 120мм орудий над конструктивной ватерлинией не превышала 3,5 м (а в реальности была ещё меньше), что существенно ограничивало их боевые возможности, в то время как вес орудий с их устройствами и казематной бронёй создавал значительный дифферентующий момент. Наконец, расположение их в корме противоречило фундаментальному принципу концентрации противоминной артиллерии тяжёлых кораблей для действия на носовых курсовых углах, откуда при столкновении главных сил и стремились в первую очередь атаковать неприятельские миноносцы. Остаётся только предположить, что в МТК планировали использовать четыре кормовых орудия «Рюрика» для отражения возможных минных атак с кормовых направлений. Из всего вооружения крейсера к издержкам довоенных теорий следует отнести лишь оба его торпедных аппарата. При создании проекта благополучно избежали курсовых торпедных труб в носу и корме, но всё же установили две бортовые. Ценой полного отказа от торпедного вооружения на «Рюрике» можно было бы увеличить толщину его главного пояса по крайней мере до 180 мм. Что касается бронирования вообще, то в первую очередь необходимо отметить, что в целом защита «Рюрика» была существенно усилена по сравнению с предшествующими стандартами русского флота. Впервые броненосный крейсер получал полный пояс по ватерлинии по примеру линейных кораблей («Цесаревич» и «Бородино» послужили в этом отношении образцом), причём его протяжённость по высоте, как по цитадели, так и в оконечностях, была существенно увеличена. Горизонтальное бронирование, как и прежде, располагалось по двухуровневой схеме, со скосом к нижнему шельфу пояса. Кардинальной переработке подверглась конструкция боевой рубки, которая стала действительно надёжным бронированным боевым командным пунктом корабля, свободным от многочисленных изъянов рубок прежней конструкции. Впервые на русском крейсере, опять же по примеру «Цесаревича» и «Бородино», вводилась броневая трюмная продольная переборка. Интересно, что если в части полной защиты ватерлинии «Рюрик» уже аккумулировал опыт войны, то в отношении комплекса преград на пути попавшего в поясную защиту снаряда он ещё всецело следовал прежним принципам — за бортовой бронёй располагался скос нижней палубы, едва поднимавшейся над ватерлинией. Идеи, чуть позже фундаментально разработанные Л.Л. Коромальди, А.Н. Крыловым, И.Г. Бубновым и положенные в основу самобытного отечественного типа броневой («коробчатой») защиты тяжёлого корабля, ещё не имели здесь никакого почина. Конструктивный прорыв, оказавшийся поистине триумфальным, произошёл в части обеспечения боевой живучести корабля. На крейсере впервые была создана мощная перепускная система, автоматически предохраняющая от появления большого крена при затоплении бортовых угольных ям, а увеличенная начальная метацентрическая высота и средства быстрого выпрямления корабля гарантировали сохранение крейсером прямого положения при всех подводных повреждениях. Управление трюмными системами крейсера впервые было сосредоточено в специальном трюмном посту. По мнению принявшего деятельное участие в постройке крейсера В.П. Костенко, все послевоенные конструктивные нововведения, реализованные на «Рюрике», оказали определённое влияние на строившиеся после него английские линейные корабли и крейсера. Ещё одним следствием боевого опыта стало всемерное стремление к лаконичному силуэту корабля, т.е. максимальный отказ от надстроек и прочих высоко расположенных габаритов. В итоге «Рюрик» конструктивно стал качественно новым кораблём и заметно выделялся из череды всех предшествующих русских тяжёлых артиллерийских кораблей — как линкоров, так и крейсеров. Постройка «Рюрика» Разработка проекта «Виккерс» строит крейсер для России Последние проблемы

Первую свою статью я написал именно о "Титанике", но т. к. она была первой, она и не получилась

Приложения 1. Судьба артиллерии «Рюрика» 2. Командиры броненосного крейсера «Рюрик» 1906 - 1917 гг. Итог Медиа Источники

<ul style="color:rgb(40,40,40);font-family:helvetica, arial, sans-serif;line-background:none;"> <li style="line-font-weight:bold;background:none;font-size:14px;"> <h3 style="line-background:none;"><strong style="background:none;"><span style="font-size:14px;background:none;">Год 1916-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Оперативная обстановка, складывающаяся на театре к началу кампании 1916 г., как никогда раньше, позволяла русскому флоту широко развернуть боевые действия. Скованное повышенной активностью британского Гранд-Флита, германское командование не могло позволить себе роскоши проводить на Балтике даже крупных демонстраций, что в значительной степени развязывало руки штабу вице-адмирала В.А. Канина. В марте-апреле 1916 г. был разработан оперативный план будущей кампании, отличавшийся от планов прошлых лет. Учитывая, что главная задача флота «не допускать проникновения противника к востоку от главной позиции» оставалась неизменной, этот план вместе с тем предполагал и проведение активных операций, причем теперь не исключалась возможность попыток уничтожения части германского флота «открытой силой». По-прежнему предполагались широкие действия на коммуникациях неприятеля, участие в которых должны были принимать как подводные лодки, так и надводные корабли.<br> Наиболее крупными операциями подобного рода в третьей военной кампании стали набеги лёгких сил Балтийского флота на германские конвои в Норчепингской бухте, осуществленные в июне 1916 г. В конце мая английское посольство в Швеции сообщило русскому командованию о готовящейся в ближайшее время отправке из Стокгольма и Оклезунда в Германию более 80 тыс. т железной руды. Русская разведка смогла установить точную дату и маршрут перевозки, которую предполагалось осуществить на германских транспортах с прикрытием из германских же миноносцев и вспомогательных крейсеров. Учитывая это, вице-адмирал В.А. Канин принял решение «произвести обследование района Лансорт — Готланд — северная оконечность о. Эланд с целью уничтожения обычно находящихся в этом районе дозорных и сторожевых судов и конвоиров и захвата или уничтожения неприятельских коммерческих судов, караван которых, в частности, с большим грузом железной руды, должен выйти из Лансорта к югу в 19 — 20 часов 28 мая».<br> Для выполнения этой задачи в очередной раз был сформирован отряд особого назначения в составе крейсеров «Рюрик», «Олег», «Богатырь», эскадренных миноносцев «Новик», «Победитель», «Орфей» (впоследствии заменен «Громом») и восьми угольных миноносцев VI дивизиона. Общее командование оперативным соединением возлагалось на нового начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала П.Л. Трухачёва, а эсминцами — на начальника Минной дивизии контр-адмирала А.В. Колчака. Неизменным участникам практически всех походов к берегам неприятеля — «Баяну» и «Адмиралу Макарову» на этот раз отвели более чем скромную роль поддержки главных сил в случае, «не предусмотренном планом». По замыслу операции крейсера в сопровождении VI дивизиона должны были проникнуть в район между о. Готланд и шведским берегом и, двигаясь на зюйд к северной оконечности о. Эланд, произвести поиск кораблей и транспортов противника. «Новикам» предписывалось двигаться навстречу им от Эланда, а после соединения отряду надлежало вернуться в Утэ. Подобная диспозиция при точном её исполнении позволяла нанести существенный урон противнику, однако впоследствии в план набега был внесён ряд корректив, отрицательным образом сказавшихся на его результатах.<br> Развёртывание всех сил, задействованных в операции, началось 27 мая. В 14 час. 30 мин. бригада крейсеров снялась с якоря на Ревельском рейде и вышла в море, держа курс на Лапвик, достичь которого из-за сильного тумана удалось лишь к 9 час. вечера. Утром следующего дня крейсера вновь вышли в море и, достигнув Гангэ, разделились — «Адмирал Макаров» и «Баян» направились внутренним фарватером в Люм, где им предписывалось «оставаться в полной готовности к выходу», а остальные корабли во главе с «Рюриком» пошли по назначению. При подходе к рейду Бокула отряд встретил плотный туман, заставивший сначала встать на якорь, а затем «по причине полной невозможности дальнейшего продвижения» и вовсе отказаться от выполнения операции. Не смогли развернуться и «новики» под командованием контр-адмирала А.В. Колчака, которые из-за аварии «Орфея» вынуждены были возвратиться в Рогекюль. Днем 29 мая крейсера также вернулись в Люм, где после постановки на якорь была получена радиограмма командующего флотом о переносе операции на вторник 31 мая. В 13 час. 35 мин. 31 мая отряд особого назначения покинул Люм и, построившись в походный ордер (впереди три «новика», за ними в кильватерном строю «Богатырь», «Олег», «Рюрик» с эсминцами VI дивизиона на траверзах), вышел по назначению. В 6 час. 05 мин. вечера отряд вошел в проход между шведским берегом и банкой Копперстенарне и продолжил плавание переменными курсами. Море было пустынным и за всё время крейсерства сигнальщиками была усмотрена лишь небольшая парусная шведская шхуна, скрывшаяся в Стокгольмских шхерах. Истинная цель её плавания осталась неизвестной, однако вскоре после встречи со шхуны передали радиограмму сначала на шведском, а затем и немецком языках, что само по себе внушало определённые подозрения. Около 10 час. вечера «Новик», «Победитель» и «Гром» отделились и увеличив ход до 25 уз, направились в Норчепингскую бухту, оставив остальные корабли ожидать дальнейшего развития событий. Спустя полтора часа с «Рюрика» были замечены отблески выстрелов, продолжавшиеся в течение 20 минут. Немного позже радистам крейсера удалось перехватить немецкую радиограмму, в которой сообщалось о появлении в районе Норчепинга русских кораблей.<br><span style="line-"> После полуночи 1 июня начальник бригады крейсеров запросил А.В. Колчака о месте, которое тот показал в глубине бухты. Несмотря на интенсивные радиопомехи со стороны немцев, в результате которых радиограмма была принята на «Рюрике» с большими пропусками, из сообщения следовало, что «новики» не нуждаются в поддержке, в связи с чем крейсера повернули на норд, продолжив плавание вдоль шведского побережья. Около 3 час. ночи немного левее курса были усмотрены четыре парохода, пытавшиеся скрыться в шхерах. На поверку они оказались шведскими, совершавшими каботажные рейсы и после осмотра все четыре судна пришлось отпустить с миром. Через час к крейсерам присоединились эсминцы контр-адмирала А.В. Колчака, который доложил о предположительном потоплении в Норчепингской бухте одного вспомогательного крейсера и двух миноносцев. Как оказалось, в 23 час. 15 мин. при входе в бухту эсминцы обнаружили дымы, а еще через 15 минут нагнали большой германский конвой (до 14 транспортов), шедший на зюйд в охранении небольших эскортных кораблей и вспомогательного крейсера «Герман». В результате часового боя русским кораблям удалось действительно уничтожить последний, а также два эскортных корабля. Остальным же судам конвоя удалось укрыться в шведских территориальных водах.</span></p> Обратный переход к своим берегам прошел довольно беспокойно — с крейсеров трижды обнаруживали перископы неизвестных субмарин, однако каждый раз отряду удавалось своевременно уклоняться. Одна из подлодок была обнаружена сигнальным кондуктором «Рюрика» П.У. Бурдейным, представленным затем к награде за отличное несение службы. Вот как описывал умелые действия подчинённого его непосредственный начальник старший штурман крейсера лейтенант Станкевич, ходатайствующий перед командиром корабля о награждении: «Доношу Вашему высокоблагородию, что во время нахождения вверенного Вам корабля в крейсерстве 1 июня с. г. по северо-западную сторону о. Готланд в точке 58°24'N и 17°46' Ost на истинном курсе 12° в 4 час. 23 мин. находившимся на фор-марсе сигнально-дальномерным кондуктором команды штаба командующего флотом Петром Устиновым Бурдейным была усмотрена слева от курса на 4 румба рубка подводной лодки в расстоянии около 40 кбт.<br> Вскоре подводная лодка погрузилась. Курс крейсера был изменен вправо на 5 румбов, что и дало возможность быстро выйти из района атаки. По сведениям Службы связи в этом районе находилась наша подводная лодка, но на корабле это не было известно. Прошу ходатайства Вашего высокоблагородия о награждении кондуктора П. Бурдейного Георгиевской медалью 2 степени согласно ст.145 п.1. Георгиевского статута...». Инициатива штурманского офицера «Рюрика» была поддержана командованием и, несмотря на указанные особые обстоятельства (обнаруженная субмарина действительно оказалась русской), медаль была вручена кондуктору. Этот случай не был единственным — только в течение 1916 г. на крейсере отмечено наградами 75 нижних чинов, в том числе сверхсрочный боцман Т.М. Селифонов, служивший на «Рюрике» с 1907 г. и удостоенный за беспорочную службу английской медали.<br> К вечеру 1 июня все корабли благополучно достигли финских шхер, встав затем на якорь в Лапвике. Несмотря на довольно скромные результаты, набег отряда особого значения на коммуникации противника в Норчепингской бухте произвёл определенное впечатление на командование Флота Открытого моря, которое на полмесяца прекратило перевозки стратегических материалов из Швеции. По возвращении в Ревель крейсерам был предоставлен непродолжительный отдых, после чего бригада перешла на Свеаборгский рейд, где приступила к плановой боевой подготовке. Почти одновременно на «Рюрике» начались работы по частичной модернизации артиллерии, проводившейся с учётом накопленного двухлетнего опыта войны на Балтике.<br> Прежде всего изменения коснулись оборудования 10” бомбовых погребов, которое со снятием электрических прибойников в башнях и увеличением скорострельности уже не соответствовало требованиям ускоренной подачи боезапаса. С этой целью частному мостостроительному заводу в Гельсингфорсе в июне 1916 г. был выдан заказ на установку в погребах дополнительных рельсовых путей для ручной подачи снарядов. Смонтированные «в помощь двум имеемым электрическим лебёдкам», они позволили увеличить число готового боезапаса с двух до пяти выстрелов. Помимо этого были уширены поданные трубы, прорублены дополнительные технологические отверстия, установлены шкивы для более удобного подъёма боезапаса к орудиям. Не была обойдена вниманием и 120-мм противоминная артиллерия, чья высокая степень износа стволов вынудила провести замену части пушек. Так 21 июня было демонтировано орудие № 18 в адмиральском помещении с правого борта, а вслед за ним и семь орудий левого, взамен которых установили новые пушки из арсенала Кронштадского порта. Возросшая опасность со стороны авиации заставила совершенствовать организацию противовоздушной обороны крейсера с использованием «противуаэропланных» орудий различных калибров, в то время буквально поштучно распределяемых по кораблям. Одно из них («2,5-дюймовое») установили на полубаке, для чего под палубой были смонтированы подкрепления. <div><span style="line-"> Помимо модернизации артиллерии на крейсере проводился и обычный ремонт систем и механизмов — заменено лопнувшее колено спускной магистрали в отсеке носовых погребов, установлены новые заклёпки в канатном ящике, ликвидирована течь во фланце правого минного аппарата. Все работы удалось завершить к 1 июля, и ожидалось, что обновлённый «Рюрик» сможет ещё не раз участвовать в набеговых действиях на вражеские коммуникации. Однако поход к Норчепингу стал последней активной операцией крейсера в кампанию 1916 г., оставшиеся месяцы которой были отмечены для его экипажа лишь учебными стрельбами и совместными бригадными плаваниями. Так, в середине августа «Рюрик» вместе с остальными кораблями 1-й бригады был направлен в Або-Оландские шхеры для ознакомления с недавно оборудованным новым стратегическим фарватером, позволявшим проводить развертывание сил в наикратчайшие сроки. Плавание в шхерах, давшее прекрасную практику крейсерским штурманам, длилось около двух недель, после чего корабли вернулись в Або, а затем перешли в Гельсингфорс.</span></div> В конце октября бригада вновь вернулась в шхеры, где крейсера под командованием временно исполняющего обязанности начальника 1-й бригады капитана 1 ранга Д.Н. Вердеревского усиленно занимались совместными эволюциями и учебными стрельбами. По возвращении в конце октября в Гельсингфорс «Рюрику», «Баяну» и «Андрею Первозванному» было приказано готовиться к переходу в Кронштадт для проведения очередного ремонта в доке. В 15 час. 15 мин. 6 ноября отряд снялся с якоря на Свеаборгском рейде и в кильватерном строю (головным «Андрей Первозванный» под флагом контр-адмирала А.К. Небольсина, затем «Рюрик», концевым «Баян») двинулся на ост с расчётом к полуночи обогнуть южную оконечность о. Гогланд. Переход был обеспечен в навигационном отношении (зажжены все попутные маяки), а на фарватере, несмотря на его удалённость от передовых районов, осуществлено контрольное траление. Однако тральные работы практически не затронули самого опасного участка — узкости южнее острова, поскольку, по словам командира «Баяна» капитана 1 ранга С.Н. Тимирёва, «...трудно было предположить, чтобы немцы набросали там мин перед самым походом...».<br> По выходе из пролива Густавсверн на флагмане подняли сигнал «Иметь расстояние между кораблями 3 кбт и ход 14 уз», которые оставались неизменными в течение длительного времени. У маяка Грохару к отряду присоединились четыре миноносца VIII дивизиона, державшиеся впереди по курсу до первого маяка Эрансгрунд, после чего перешли за корму концевого «Баяна». В 21 час. 15 мин. при проходе маяка Южный Гогланд с «Андрея Первозванного» был передан сигнал «Курс 83°», после чего линкор начал поворот влево. Исполняя приказание флагмана, на «Рюрике» также положили лево руля, и в этот момент корабль потряс сильный взрыв. Как оказалось впоследствии, крейсер подорвался на мине, выставленной германским подводным заградителем. Взрыв произошел возле форштевня, причем сотрясение корпуса было таково, что путевой компас, установленный на мостике, был выброшен из нактоуза на палубу, а столб воды, поднявшийся с обоих бортов, залил верхний ходовой мостик. Немедленно на крейсере были остановлены машины, а затем, чтобы остановить продолжавший катиться влево корабль, дан средний ход назад, в результате чего «Рюрик» развернуло на курс 340°, нацелив форштевнем на маяк Южный Гогланд. В течение короткого времени были затоплены 10 помещений на протяжении от 8 до 30 шп., в том числе обе шкиперские, тросовая, парусная, а также дифферентная цистерна. Однако переборка за 30 шп. осталась целой, поэтому полученные повреждения, несмотря на принятые 490 т воды и небольшой дифферент на нос, не представляли особой опасности для крейсера. Сразу же после взрыва на «Рюрике» была пробита водяная тревога и пущены водоотливные турбины, которые, правда, вскоре остановили — пробоина оказалась слишком велика. <div><span style="line-"> Немедленно было проведено тщательное обследование повреждений и состояния уцелевших водонепроницаемых дверей и переборок, которые в целом также не внушали опасений. Выпучивание наблюдалось лишь в районе 30 шп., для чего там немедленно было поставлено до 30 аварийных брусьев и еще 27 на люках тросового и шкиперского отделений. Аварийным работам, проводимым под общим командованием старшего офицера капитана 2 ранга Белецкого, сильно мешала загазованность помещений, против которой были бессильны даже противогазы. Положение улучшилось лишь после установки переносных вентиляторов, однако в итоге отравления различной тяжести получили более 130 человек из состава трюмно-пожарного дивизиона. Большинство отравленных после оказания медицинской помощи вновь добровольно возвращались к своим постам, причем многие неоднократно. Так, трюмного механика старшего лейтенанта С.К. Рашевского, энергично руководившего борьбой за живучесть, трижды выносили наверх без сознания. Благодаря самоотверженной работе экипажа все необходимые мероприятия по обеспечению живучести были окончены в 36 минут, после чего была констатирована «полная безопасность для крейсера». Около 21 час. «Рюрик» дал ход, сначала 2, затем 4 и наконец 8 узлов, которые вскоре пришлось уменьшить до 6, поскольку переборку шпилевого отделения начало сильно выпучивать.</span></div> <p> К 4 час. утра 7 ноября отряд достиг о. Лавенсаари, где решено было встать на якорь в ожидании высланных из Кронштадта буксиров и детального осмотра подкреплений корпуса. Стоянка длилась более четырех часов, после чего отряд в сопровождении двух подошедших тральщиков VIII дивизиона вновь двинулся на ост. Обойдя с норда банку Нечаева, корабли легли на курс 97°, развив 8 уз. Около 10 час. к ним присоединился минный заградитель «Константин», а после полудня — ледоколы «Пётр Великий», «Силач» и «Могучий» с двумя портовыми буксирами. Однако помощь столь внушительного эскорта не потребовалась — повреждённый «Рюрик» самостоятельно достиг Большого Кронштадтского рейда и встал на якорь, а на следующее утро ошвартовался возле Алексеевского дока. Предполагалось, что основной объём работ будет выполнен в течение двух месяцев стоянки в доке, а оставшаяся часть — во время зимнего ремонтного периода на плаву. При этом все работы по корпусу поручались Балтийскому, а ремонт систем и механизмов — Кронштадтскому пароходному заводам. Уже в ходе ремонта решено было нос крейсера сделать по старым чертежам, для чего сваркой пришлось предварительно укрепить изнутри шпирон тарана, а килевую балку у тарана выполнить коробчатой. Работы велись ускоренными темпами и к 31 декабря 1916 г. удалось полностью восстановить весь набор, наружная обшивка которого была также установлена и прочеканена.</p> </div> </div> </div> <ul style="color:rgb(40,40,40);font-family:helvetica, arial, sans-serif;line-background:none;"> <li style="line-font-weight:bold;background:none;font-size:14px;"> <h3 style="line-background:none;"><strong style="background:none;"><span style="font-size:14px;background:none;">Год 1917-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Ремонт и проводившаяся практически одновременно модернизация в значительной степени изменили внешний вид корабля. Вместо прежней лёгкой фок-мачты на «Рюрике» установили массивную треногу с просторным марсом, на котором теперь размещался корректировочный пост из трёх человек во главе с артиллерийским офицером-наблюдателем, а также оснастили каждую 10” башню индивидуальным дальномером. Из мелкокалиберной артиллерии на крейсере остались лишь 40-мм автомат системы «Виккерс» (на юте), два 47-мм орудия и два 7,62-мм пулемёта на носовом мостике и спардеке, приспособленные для стрельбы по водушным целям. 17 января 1917 г. все ремонтные работы были завершены, и на крейсере началась подготовка к переходу в Ревель. Учитывая тяжёлую ледовую обстановку в Финском заливе, плавание обеспечивали не один, а сразу два ледокола — «Ермак» и «Царь Михаил Фёдорович». Переход, осуществлявшийся под общим командованием начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала В.К. Пилкина, длился трое суток и 28 января «Рюрик» благополучно достиг Ревеля. Через несколько дней на крейсере произошла очередная смена командиров. 6 февраля 1917 г. приказом по флоту капитан 1 ранга А.М. Пышнов был назначен командиром 2-й бригады крейсеров с присвоением чина контр-адмирал. Вместо него командиром «Рюрика» был назначен капитан 1 ранга В.И. Руднев, ранее командовавший эсминцами «Пограничник» и «Изяслав».<br><span style="line-"> В начале марта город облетела весть о революционных событиях в Петрограде, отречении императора Николая II и переходе власти в стране в руки Временного правительства. Однако в отличие от Кронштадта и Гельсингфорса, где революционные волнения в частях и на кораблях флота сопровождались массовым террором в отношении офицеров и сверхсрочнослужащих, в Ревеле всё было относительно спокойно. Как писал в своих мемуарах капитан 1 ранга С.Н. Тимирёв, объяснялось это тем, что «...Ревель, до войны полунемецкий город, почти не был затронут...революционной пропагандой. Коренное немецкое население с самых первых дней войны было взято «под контроль» и, терпя всяческие гонения, вынуждено было совершенно стушеваться. Всякое германофильское выступление ... строжайше преследовалось и каралось русскими властями при полной поддержке населения края. Сами же эсты, составлявшие главный контингент рабочих на местных фабриках, несомненно, были весьма склонны к революционным выступлениям, но по свойству своей натуры мало склонны к ведению какой-либо агитации, в особенности среди русских команд, с которыми едва могли объясниться. Кроме того, главную массу морских команд в Ревеле составляла 1 бригада крейсеров, где дух и дисциплина... были очень высоки...». Большую роль в удержании обстановки под контролем сыграло и поведение самого начальника бригады контр-адмирала В.К. Пилкина, быстро разобравшегося в обстановке и сумевшего затем разъяснить истинный смысл происходящего личному составу. Его умелые действия немало способствовали «солидарности команд с офицерами», отсутствию эксцессов и оскорблений по отношению к последним, и сохранению строгой дисциплины.</span></p> <p> Однако по прошествии короткого времени началась неизбежная ломка «старорежимных порядков», выразившаяся прежде всего в учреждении на кораблях революционных комитетов. Благодаря им доверительные отношения между матросами и офицерами, наблюдавшиеся в первые дни после Февральской революции, «улетучились как дым, уступив место подозрительности и взаимной злобе». На кораблях началось массовое списание командного состава, заподозренного в контрреволюционности. За какие-нибудь несколько недель бригада лишилась до четверти офицеров, причём большинство из увольняемых были отменными специалистами. К чести экипажа «Рюрика», нормальные взаимоотношения между офицерами и командой всё же сохранялись на нём достаточно долго. С марта по июнь 1917 г. на крейсере не было убитых, раненых и пропавших без вести офицеров, а списан решением судового комитета был лишь один — мичман Б. Петренко, отчисленный «ввиду демонстративного отношения к нему всего наличия команды». О том, какое значение имел комитет в жизни экипажа крейсера «Рюрик», является письмо председателя судкома В. Вырвича, направленное командиру корабля и касающееся производства офицеров в очередные чины: «На Ваш запрос о производстве товарищей офицеров в очередной чин судовой комитет ...вполне присоединяется к Вашему представлению и также ходатайствует о производстве в старшие лейтенанты — лейтенанта Николаева, в лейтенанты — мичманов Славянского, Шаховского, Омельяновича, Мамонтова, Александрова, Златогорского. Кроме того судовой комитет просит также о производстве в лейтенанты мичманов Сидорова и Абрамова. Ходатайство о производстве всех вышеуказанных товарищей офицеров было вынесено на обсуждение общего собрания команды и таковая также к нему присоединяется...».<br> Частые перемещения командного состава не могли, естественно, не сказаться на боеспособности флота Балтийского моря, который и без того в значительной степени утратил её к началу кампании 1917 г. К счастью, противник, всё внимание которого вновь было приковано к району Северного моря, не проявлял особой активности. Обстановка начала накаляться лишь к концу лета, когда в связи с успешным наступлением кайзеровских войск в Прибалтике остро встал вопрос об обороне фланговой Моонзун-дской позиции, опираясь на которую русский флот сохранял господство в Рижском заливе.<br> Совместная операция Флота Открытого моря и сухопутных войск по захвату Моонзундских островов началась 29 сентября с высадки на о. Эзель. Для противодействия противнику командование флотом наряду с устаревшими линкорами «Славой» и «Гражданином» (бывший «Цесаревичем») смог выделить и крейсера 1-й бригады — «Баян» и «Адмирал Макаров», в течение восьми дней сдерживавших германский натиск. Самой же мощной единице соединения — крейсеру «Рюрик» — в эти напряжённые дни была уготована лишь роль резерва на случай попытки прорыва немцев к устью Финского залива. Последняя, хотя и намечалась командованием Флота Открытого моря, но в связи с большими потерями в корабельном составе так и не состоялась, и вся боевая деятельность крейсера свелась к ожиданию неприятеля на рейде Лапвика.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-size:14px;font-weight:bold;"> <h3><span style="font-size:14px;"><strong>Год 1918-й: Ледовый поход</strong></span></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Октябрьский переворот и приход к власти большевиков поставил окончательную точку в боевой деятельности русского флота в мировой войне. Верное своему лозунгу «немедленный мир без аннексий и контрибуций» новое руководство страны уже 20 ноября начало переговоры в Брест-Литовс-ке с представителями германского командования о прекращении боевых действий и заключении сепаратного мира. Однако весьма неуступчивая позиция советской делегации и прежде всего её главы Л.Д. Троцкого сильно затянули переговоры, которые к началу февраля 1918 г. окончательно зашли в тупик. Их срыв дал повод германскому командованию возобновить с 18 февраля боевые действия. Быстрое продвижение противника к Ревелю и выход его к 21 февраля на подступы к городу вынудили командование Балтийским флотом предпринять срочные меры по скорейшей эвакуации базы и переводу всех боеспособных кораблей в Кронштадт и Гельсингфорс. Туда же морем предполагалось вывезти и большую часть военного имущества и запасов.<br> Первый отряд кораблей в составе двух транспортов и двух подводных лодок в обеспечении ледокола «Ермак» покинул Ревель 22 февраля и на следующий день, несмотря на сложные ледовые условия, благополучно достиг Гельсингфорса. Между тем обстановка на сухопутном фронте продолжала ухудшаться. Через пять дней после начала наступления германским частям удалось выйти к Ревельским окраинам и перерезать железнодорожное сообщение с Петроградом. Однако к этому моменту погрузка основной части имущества и портовых запасов была закончена и корабли и транспорты с помощью ледоколов «Ермак», «Волынец», «Тармо» и «Огонь» начали выходить на рейд.<br> Стремясь любой ценой сорвать выход кораблей, противник в ночь на 24 февраля попытался (к счастью, безрезультатно) захватить береговые батареи на островах Нарген и Вульф, а на следующий день предпринял попытку бомбардировки гавани с воздуха. В 10 час. 20 мин. 25 февраля над рейдом показался германский самолет «Таубе», встреченный интенсивным артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем. Несмотря на противодействие, ему удалось сбросить шесть бомб, одна из которых попала в крейсер «Рюрик» в районе правой носовой 8” башни, ранив шесть человек. Ещё одна бомба повредила транспорт «Альфа» (убит один человек и трое ранено), две другие упали в непосредственной близости от кормы крейсера «Баян». Но ни атаки с воздуха, ни прорыв в гавань отряда немецких самокатчиков, завязавших бой прямо на причалах порта, не смогли прервать эвакуации. К вечеру 25 февраля в порту остались только «Рюрик» и «Адмирал Макаров» под флагом начальника 1 бригады крейсеров, задачей которых было обеспечение прикрытия уходящих кораблей. Около 17 час. к борту «Адмирала Макарова» подошел катер с представителями германского командования, угрожавшими ответными действиями в случае, если русские крейсера откроют огонь по городу, а спустя 45 минут та же делегация потребовала вернуть и все увозимое имущество. Однако немцам было заявлено, что вывозится только казённое имущество, а в случае открытия огня с берега корабли будут немедленно отвечать. Угроза применения крупнокалиберной морской артиллерии возымела свое действие — противник так и не решился вступить в артиллерийскую дуэль, позволив обоим крейсерам выйти из гавани без помех.</p> Как и в предыдущем случае, переход отряда осуществлялся в суровых условиях. 70-сантиметровый лед, нехватка мощных ледоколов приводили к частым остановкам кораблей, значительному перерасходу и без того скудных запасов угля. Тем не менее «Рюрику, в отличие от остальных крейсеров бригады, удалось совершить переход в основном своими силами и лишь на подходе к Гельсингфорсу пришлось прибегнуть к помощи ледокола «Тармо». В 9 час. утра 27 февраля первый эшелон отряда в составе крейсеров «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь» достигли Гельсингфорса, войдя на внутренний рейд. Спустя несколько часов туда же прибыли «Баян», «Олег» и минный заградитель «Волга», а к концу дня и остальные корабли. Тем временем в Петрограде среди наиболее активных «красных оборонцев», к которым принадлежал и помощник народного комиссара по военно-морским делам Раскольников, набирали силу настроения об «освобождении» Эстонии от кайзеровских войск силами революционных матросских отрядов. Повинуясь нажиму из Петрограда, морское командование в Гельсингфорсе приняло решение высадить в Ревеле отряд в 1000 человек с линкора «Республика» (б. «Император Павел I») и крейсера «Рюрик». Корабли должны были поддержать матро-сов-десантников огнём своих тяжёлых орудий. Однако утром 2 марта команда «Рюрика» на стихийном митинге постановила в море не выходить, и «освободительный поход» закончился, так и не начавшись.<br> 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске был подписан мирный договор между Советской Россией и Германией, согласно которому Россия обязывалась демобилизовать свои вооруженные силы, а боевые корабли немедленно разоружить или отвести в русские гавани, где им надлежало «остаться до заключения всеобщего мира». Особо оговаривались условия эвакуации флота из баз на территории Финляндии, гласившие, что «пока море покрыто льдом и возможность вывода русских судов исключена, на них должны остаться лишь немногочисленные команды». Требования мирного договора в отношении Балтийского флота не оставляли никаких сомнений в истинных намерениях германского командования. Ведь в случае высадки кайзеровских частей в Финляндии отрезанные от своей тыловой базы — Кронштадта, обязанные разоружиться, с экипажами, подлежавшими демобилизации, русские корабли оказывались в ловушке и становились лёгкой добычей недавнего противника. В этих условиях советским правительством было принято решение о скорейшем перебазировании Балтийского флота.<br> Ввиду недостатка ледоколов предполагалось в первую очередь перевести в Кронштадт наиболее ценные боевые единицы — 1 бригаду линейных кораблей («Петропавловск», «Севастополь», «Гангут» и «Полтава»), а также крейсера «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Богатырь», на которых развернулась лихорадочная подготовка к походу. Однако обеспечение её в должной мере в условиях постоянно снижающейся дисциплины личного состава было делом весьма сложным. Капитан 2 ранга Г.К. Граф так вспоминал об этих днях: «В порту творилось что-то невообразимое. День и ночь там грузились баржи и подводы; грузились провизией, углем и всем, что только можно было захватить на корабли. Это делалось без всякой системы и учёта: масса продуктов пропадала, многое раскрадывалось и под шумок продавалось частным лицам. Все думали только о том, как бы побольше захватить и награбить...». Не последнюю роль в разложении личного состава кораблей, базирующихся на Гельсингфорс, играла активная подрывная деятельность германской агентуры. В городе повсеместно распространялись прокламации с угрозами в адрес русских моряков, требованиями их скорейшего ухода из Финляндии, участились ***ические и диверсионные акты. Во многом это достигало своей цели — некомплект экипажей неуклонно увеличивался. Наряду с матросами корабли под разными предлогами покидали и офицеры. Одни из них категорически отказывались служить большевикам, узурпировавшим, по их мнению, власть в стране, другие же просто не верили в успех предстоящей эвакуации и потому не желали своими руками отдавать корабли немцам. В этом плане не стал исключением и «Рюрик», экипаж которого сократился более чем наполовину, а непосредственно перед выходом в Кронштадт с крейсера дезертировал даже командир — капитан 1 ранга В.И. Руднев, оставшийся в Гельсингфорсе и попавший затем в германский плен.<br> Сложной оставалась и оперативная обстановка на театре. 7 марта финнами был захвачен о .Гогланд, а 11 марта — острова Соммерс и Лавенсаари. Установленные на них 6” и 10" береговые батареи могли теперь практически безнаказанно обстреливать русские корабли, идущие стратегическим фарватером вблизи островов, в то время как открытие ответного огня давало повод немцам обвинить Советскую Россию в нарушении условий Брестского договора.<br> Подготовка первого отряда к выходу завершилась к вечеру 11 марта. На следующий день в 14 час. ледокол «Ермак» под флагом начальника 1-й бригады линкоров снялся с якоря и, расчистив выход из порта, взял курс на зюйд. За ним, преодолевая битый лёд в канале, в кильватерную колонну медленно начали выстраиваться остальные корабли. Впереди шли «Гангут», «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск», за которыми следовали крейсера «Адмирал Макаров», «Богатырь» и «Рюрик». Из-за сложности ледовой обстановки и отсутствия эффективных средств её разведки двигаться можно было лишь в светлое время суток, становясь с наступлением темноты на ночёвку, в связи с чем в 19 час. корабли прекратили движение, решив дождаться утра. Около 6 час. 13 марта «Ермак» освободил корабли от сковавшего их за ночь льда, после чего отряд вновь вышел по назначению. Суровые условия плавания заставили изменить порядок движения — на этот раз в голову колонны (в кильватер «Ермаку» и «Волынцу») вышел «Рюрик», за которым следовал «Петропавловск», имевший повреждения носовой части, создававшие опасность затопления части отсеков. Теперь крейсеру, спасая «раненого» собрата, приходилось принимать на себя весьма ощутимые удары льдин, плавающих в пробитом ледоколами канале. Весь день отряд двигался переменными ходами, преодолевая сплошной лёд (местами до 60 см толщиной) и лишь к 20 час., достигнув траверза маяка Южный Гогланд, остановился на ночёвку.<br> 14 марта условия плавания еще более ухудшились. Спустя короткое время после начала движения «Рюрик» был затёрт льдами. Освободить крейсер удалось лишь с помощью «Ермака», которому вскоре пришлось вызволять и другого ледового пленника — линкор «Гангут». К счастью, обоим кораблям удалось избежать повреждений, однако главные испытания были ещё впереди. На следующий день, 15 марта отряд встретил на пути еще более тяжёлый лёд, перед которым оказался бессилен даже «Ермак» — самый мощный ледокол отряда. Преодолевать плотные ледяные поля на этот раз пришлось с помощью своеобразного ледокольного тандема. В кормовой вырез «Ермака» взяли нос «Волынца», подтянув его буксирным тросом вплотную, и, работая машинами обоих ледоколов, медленно пробивались вперёд. Спустя всего лишь 20 минут из-за сгустившегося тумана отряд принужден был вновь остановиться. Переход продолжили через четыре часа и к вечеру корабли достигли о. Сескар. Столь же тяжёлым был и следующий день. Через час после начала движения, едва «Волынец» был снова взят «Ермаком» на буксир, в пробитом ими канале оказались затёртыми сразу три корабля, в числе которых оказался и «Рюрик». На выручку был послан «Волынец», который, отдав буксир, с трудом сумел освободить их. В этот день подобная ситуация повторялась ещё не раз, однако к 19 час. 16 марта отряду всё же удалось выйти на траверз Шепелевс-кого маяка.<br> 17 марта в 11 час. 30 мин. ледокол «Ермак» первым достиг Большого Кронштадтского рейда и принялся взламывать лёд для постановки на якорь остальных кораблей. К вечеру весь отряд сосредоточился в гавани, где экипажи получили наконец-то долгожданный отдых. Однако для моряков «Ермака» и «Рюрика» он длился недолго. Уже 25 марта ледоколу пришлось вновь выйти в Гельсингфорс для проводки второго эшелона кораблей, спешно заканчивавшего подготовку к походу. Тяжёлый лед сильно мешал продвижению. К утру 29 марта «Ермак» едва смог достичь о. Лавенсаари, где в 18 час. 40 мин. подвергся обстрелу береговых батарей. Располагая курсы вне их досягаемости, ледокол продолжал двигаться вперед, но окончательно затертый льдами принужден был остановиться. Спустя сутки, освободившись из ледового плена, «Ермак» был вновь обстрелян, на этот раз ледоколом «Тармо», захваченным белофиннами. Хотя его огонь был неэффективным, он всё же вынудил «Ермак», почти не имевший средств самообороны, повернуть назад. <p> Высадка германских войск в Финляндии в начале апреля и угроза захвата остававшихся в финских базах русских кораблей, заставила Морской Генеральный штаб ускорить их эвакуацию. 4 апреля из Гельсингфорса отправился в Кронштадт второй эшелон, состоявший из линкоров «Республика», «Андрея Первозванного», крейсеров «Олег», «Баян» и подводных лодок «Тур», «Тигр» и «Рысь». В отличие от первого отряда, их переход обеспечивался лишь портовыми ледоколами «Силач» и «Город Ревель», которые с трудом пробивали дорогу сквозь торосистые льды. 7 апреля корабли достигли о. Родшер, где встретили настолько плотный лёд, что не смогли двигаться дальше. Пришлось остановиться и загрести жар в котлах, ожидая подмоги.<br> 5 апреля на выручку каравана из Кронштадта вновь вышел «Ермак». Полагая, что противник вряд ли откажется от повторных попыток захвата или уничтожения самого мощного ледокола Балтийского флота, последний решено было отправить в сопровождении корабля-конвоира с достаточно мощной артиллерией. Выбор пал на «Рюрик» — на тот момент наиболее боеспособную и наименее повреждённую за время предыдущего перехода боевую единицу.<br> На этот раз условия плавания оказались ещё более тяжёлыми. Весенние подвижки льдов вызвали образование многочисленных торосов, пробиться сквозь которые временами был не в силах даже «Ермак». Через двое суток корабли достигли о. Лавенсаари, где в 10 час. 40 мин. подверглись обстрелу 6" батареи, с которой было произведено 10 — 12 залпов, ложившихся с большими недолетами. После этой своеобразной демонстрации с острова передали по радио открытым текстом: «Рюрику» немедленно вернуться в Кронштадт, иначе откроем огонь изо всех орудий».<br> Скованным условиями позорного договора, русским морякам оставалось лишь изо всех сил «не поддаваться на провокации». Не отвечая на огонь, крейсер и ледокол обошли Лавенсаари вне зоны досягаемости береговых батарей, продолжая следовать к месту стоянки второго отряда. Около 21 час. сигнальщикам «Рюрика» удалось обнаружить его среди торосов, однако попытка «Ермака» в сгустившейся темноте пробиться к ним не увенчалась успехом и около 23 час. оба корабля остановились на ночёвку у северной оконечности о. Гогланд.<br> Утром 8 апреля «Ермак» взломал лёд и, освободив корабли, повел их на ост. Обратный переход был не менее тяжёлым. То один, то другой корабль застревал во льду, сильно задерживая продвижение. Однако оставшийся отрезок пути до Кронштадта удалось преодолеть без потерь и в полдень 10 апреля все корабли благополучно достигли базы. Также успешно прошла эвакуация из Гельсингфорса и кораблей третьего, последнего эшелона, включавшего оставшиеся подводные лодки, эскадренные миноносцы, сторожевые корабли, посыльные суда и транспорты. Их переход начался 7 апреля и продолжался 16 суток, в течение которых в Кронштадт без потерь перешли 167 единиц.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-weight:bold;font-size:14px;"> <h3><strong><span style="font-size:14px;">Последние годы</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> «Ледовая одиссея», осуществленная весной 1918 г., стала последней боевой операцией как для «Рюрика», так и для всей 1-й бригады крейсеров. Приказом по флоту Балтийского моря от 16 мая 1918 г. № 292 соединение было сначала переименовано в бригаду крейсеров, а в марте 1919 г. окончательно расформировано. Часть кораблей — «Адмирал Макаров», «Баян» и «Олег» — была переведена в Петроград, а «Рюрик» и «Богатырь» оставлены в Кронштадте. Однако вернуть корабль в строй так и не удалось. Износ механизмов и некомплект экипажа в значительной степени снизили боеспособность некогда самого мощного крейсера Балтийского флота и в октябре 1918 г. «Рюрик» был сдан в порт на хранение, обретя стоянку в Средней гавани Кронштадта. По данным историка С.С. Бережного, в годы гражданской войны 17 120-мм орудий крейсера были установлены на канонерских лодках и плавучих батареях Северо-Двинской, Онежской и Волжской флотилий, а также бронепоездах.<br> Но, несмотря на отсутствие корабля в составе Действующего отряда судов Балтийского моря и неучастие его в боевых операциях в Финском заливе (теперь уже против британского флота), противник продолжал рассматривать крейсер как объект для возможных атак. Свидетельством тому являются трофейные документы, захваченные во время налета английских торпедных катеров на Кронштадт 18 августа 1919 г. Согласно инструкции, найденной у одного из взятых в плен британских офицеров, катерам, наряду с уничтожением линкоров «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», плавбазы «Память Азова», крейсеров «Аврора» («Диана») и дока, предписывалось торпедировать и «Рюрик», стоявший у стенки почти против входа в Среднюю гавань. Осуществить подрыв крейсера предписывалось экипажу под командованием сублейтенанта Р. Говарда, однако ещё на подходе к северным фортам его катер потерял ход из-за взрыва мотора и не участвовал в атаке. Казалось, что после всех военных перипетий, кораблю будет уготована долгая жизнь, однако изменчивая судьба распорядилась иначе.<br> Решением Штаба Морских сил Республики от 21 мая 1921 г. «Рюрик» вместе с группой линкоров и крейсеров, стоящих в Кронштадте, передавался на долговременное хранение Кронштадтскому порту. С корабля снимались наиболее ценные приборы, машины и котлы консервировались. Весной следующего года с «Рюрика» Кронштадтский морской завод начал снимать вспомогательные механизмы и трубопроводы систем. Всего демонтажу подлежали холодильники главные и вспомогательные, циркуляционные помпы с паровыми двигателями, воздушные насосы, опреснители, донки, компрессора и т.п. Однако по прошествии месяца все работы остановились в связи с отсутствием средств на их оплату. Согласно ведомостям, на 10 июня 1922 г. объём демонтажа не превысил 30% от запланированного. В Кронштадте крейсер находился до января 1923 г. Распоряжением Технического управления ВМС РККА (так теперь называлось прежнее ГУК) по требованию Петроукрепрайона он 6 января 1923 г. был переведён ледоколами из Кронштадта в Петроград к Адмиралтейскому отделу Балтийского завода (т.е. на бывший АСЗ) для демонтажа башенных установок. Вскоре по прибытии в Петроград состоялась приёмка «Рюрика» комиссией Балтийского завода и Петроградского военного округа, которая работала на корабле в течение трёх дней — 15, 16 и 17 января. Состояние крейсера, отмеченное комиссией в акте, было удручающим (что, впрочем, не очень контрастировало с картиной, наблюдавшейся в те времена на остальных кораблях флота, даже формально числившихся в строю). В низах «Рюрика» набралось много воды — оказались затопленными междудонные отсеки котельных отделений, под самими котлами слоем в 10 — 15 см также плескалась вода. Такой же толщиной она покрывала второе дно в отделении вспомогательных холодильников, левой машине и коридоре гребного вала. Для устранения вызванного этим дифферента на корму в малярное отделение около таранной переборки было принято ещё около 150 т водяного балласта.</p> Многое из систем и вспомогательных механизмов было демонтировано («пожарные системы, вспомогательные механизмы и электрические установки по всему крейсеру начаты разборкой и брошены в беспорядке грудами по всему кораблю — учесть наличие частей невозможно»). Но самым неприятным сюрпризом оказалось катастрофическое состояние кингстонов, уход за которыми практически не осуществлялся, в результате чего многие из них замёрзли и были разорваны морозом. Это было чревато нарушением их водонепроницаемости после оттаивания весной, после чего крейсер начал бы медленно, но неудержимо погружаться. В то же время Балтийский завод под нажимом руководства Петроградского военного округа уже получил наряд на снятие башен с орудиями. Проблема, таким образом, заключалась в первую очередь в заглушке всех забортных отверстий, пока ещё не начала оттаивать Нева.<br> Для наблюдения за работами по обеспечению непотопляемости «Рюрика» Кораблестроительным отделом Техупра был назначен корабельный инженер В.Н. Кутейников. Ему предстояло в условиях зимнего холода и тотального дефицита решительно всего организовать работы по поддержанию крейсера наплаву, откачке из него воды, герметизации внутренних отсеков и ещё многому другому, что должно было предшествовать снятию с крейсера орудийных башен. Однако, прежде всего требовалось выгрузить боезапас, чего не удосужился произвести Кронштадтский порт в течение почти пяти лет нахождения там корабля на долговременном хранении. На «Рюрике» имелся полный комплект 10” и 8” снарядов (426 и 818 соответственно), и лишь 120-миллиметровых, периодически снимаемых с крейсера в годы Гражданской войны, было намного меньше (122 шт). Работы по выгрузке снарядов начались 19 марта и производились ежедневно с 4 час. дня до 9 час. вечера. На время выгрузки на корабле круглые сутки бодрствовал военный караул и присутствовала пожарная команда, а баржа, на которую перегружались снаряды, охранялась военизированной охраной Балтийского завода.<br> По окончании выгрузки 28 марта принялись за следующие неотложные дела. 2 апреля 1923 г. Севзапвоенпром выдал наряд Адмиралтейскому отделению БСМЗ на производство работ по поддержанию крейсера наплаву, включавший задрайку 45 горловин второго дна, задрайку клинкетных дверей главных поперечных переборок и осмотр переборок для определения их водонепроницаемости, а также очистку кингстонов. 5 апреля 1923 г. на борту корабля собралась ещё одна комиссия, целью которой было, после обследования его на месте, «обсуждение вопроса о принятии мер к сохранению крейсера «Рюрик» на плаву». Вновь отметив его неблагополучное состояние, комиссия признала необходимым закончить в экстренном порядке все ранее предположенные работы (ведомость завода прилагалась) и, кроме того, произвести укупорку четырёх наиболее крупных повреждённых кингстонов наружными заглушками при помощи водолазов. Повреждения в других кингстонах могли быть обнаружены только при полном оттаивании льда, и их заглушку решили производить снаружи по мере обнаружения повреждений. Предполагалось, что эти работы должны надёжно обеспечить плавучесть крейсера в последующем. 18 апреля 1923 г. были начаты работы по заглушке кингстонов — перевезены и приготовлены к работе водолазные аппараты, обколот лёд вокруг крейсера, изготовлены и установлены беседки для спуска водолазов. Однако работы ещё более месяца не получали нормального развития из-за отсутствия средств, которые поступили лишь 23 мая 1923 г. (73762 «червонных рубля»). <p> После этого на крейсере приступили к снятию всех шести орудийных башен. Они проходили на фоне постоянных понуканий вышестоящих инстанций, имевших место с того самого момента, когда крейсер ошвартовался в достроечном бассейне Адмиралтейского завода в начале января 1923 г. Одним из технических вопросов при снятии башен являлось избрание конкретного способа их отделения, поскольку жёсткие барабаны установок были перевязаны с бар-бетной бронёй во время их ремонта в 1908 — 1909 гг. г. В итоге приняли предложение инженера Балтийского завода Н.В. Григорьева неподвижную броню башен от жёсткого барабана не отделять, а вынимать их вместе, поскольку отделить броню от барабана, не разбирая последний, «не представлялось возможным по конструктивным условиям» (это относилось ко всем установкам крейсера). Решили также произвести снятие жёстких барабанов кормовых башен целиком от верхней палубы до нижней, а для носовых башен — от полубака до средней палубы.<br> В то самое время как с крейсера производилось снятие 10" и 8" орудийных установок, Советским правительством решалась его судьба. В появившемся 14 сентября 1923 г. постановлении СТО за подписью предсовнаркома А.И.Рыкова «Об упорядочении и ускорении передачи негодных судов Морведа для ликвидации» речь шла о немедленной передаче на слом большинства кораблей старого царского флота. Однако для формального решения вопроса потребовалось ещё около двух месяцев, пошедших на согласования планов ЦФК, ГАУ и Морведа, пока, наконец, 17 ноября 1923 г. не появился список за подписью начальника морского штаба республики А.В. Домбровского из 535 кораблей и судов, подлежащих разделке В него был включён и «Рюрик». Примечательно, однако, что акт передачи крейсера тресту "Рудметаплторг" (РМТ) датирован 1 ноября 1923 г. из чего следует, что вопрос о сдаче «Рюрика» на слом был фактически решён заранее. В тот же день корабль был формально передан РМТ для разборки Отделению Балтийского завода им. Марти.<br> В свою последнюю зиму 1924/1925 гг. «Рюрик» вплыл бесформенной громадой, лишённой орудийных башен и мачт. Корабль ещё сохранял какие-то внешние атрибуты своего прошлого облика (согласно одному из актов, в конце января 1925 г. на нём даже всё ещё находились три шлюпки — вельбот, баркас и ял-шестёрка, стоящие на рострах), но судьба его была решена безвозвратно. 25 февраля 1925 г. представитель Северо-Западного отделения Фондовой комиссии корабельный инженер А.И. Прохоров (тот самый, который сопровождал крейсер на переходе из Англии в 1908 г.!) совместно с представителями РМТ собрались для определения полезного теоретического веса крейсера «Рюрик», переданного для разборки. Они «ориентировочно зафиксировали, что в означенном судне, согласно номенклатуры договора РМТ с ЦФК от 15 сентября 1923 г. к моменту передачи [корабля] от Морведа было — брони 3642,9 т, машинного лома — 1451,3 т, чёрных металлов — 4855,0 т, лома красной меди — 53,2 т, лома прочих цветных металлов — 321,9 т и прочих материалов 131,0 т». Общий вес разоружённого крейсера составлял, таким образом, 10455,3 тонн.<br> Этим актом заканчивается известная нам документальная история знаменитого крейсера. Наверняка существует ещё немало каких-то ведомостей, справок и приёмнопередаточных актов на металлолом, составлявший прежде грозный боевой крейсер, но это уже не история «Рюрика». С точки зрения ситуации начала 20-х гг. XX столетия такой исход — обычная судьба большинства боевых кораблей, созданных в начале века на пике повсеместного увлечения большими военными флотами. Герою нашего повествования даже в чём-то повезло — он закончил свои дни на Родине, вернув свою стальную плоть стране, служение интересам которой всегда было единственным смыслом его существования.</p> </div> </div> </div> <p> </p>

Год 1915-й

Год 1914-й

<h3><strong><span style="font-size:16px;">В строю</span></strong></h3> <hr> <ul> <li style="font-size:14px;font-weight:bold;"> <h3><span style="font-size:14px;"><strong>Год 1908-й. Несостоявшийся «жертвенник революции»</strong></span></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p>В славной истории «Рюрика» был момент, когда крейсер чуть не стал плахой императора Николая II, запятнав весь русский флот и честь Андреевского флага позором цареубийства... Россия начала XX столетия была царством террора, жертвой которого мог стать любой крупный деятель монархии, начиная с уездного предводителя дворянства, и заканчивая самим самодержцем. Со зловещей методичностью пули и бомбы ***ов сокрушали губернаторов, генералов и министров, но самая крупная цель — царь Николай II — оставалась пока недостижимой. ***ов ловили, отправляли на каторгу, вешали, но, как было принято тогда выражаться, «на смену павшим вставали новые бойцы», с фанатичной решимостью продолжавшие дело своих предшественников. Характерно, что их основную массу составляли люди образованные, пламенно уверовавшие в истинность террора и взиравшие на его кровавую суть, как на «издержки процесса».<br> Одним из таких преданных идее людей был штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров В.П. Костенко — «человек, возвращённый Цусимой». В 1907 г. он был командирован МТК в Англию одним из наблюдающих за достройкой «Рюрика», стоявшего тогда на верфи «Бирдмор». Связь с организацией социалистов-рево-люционеров, добивавшихся свержения политического строя в России в первую очередь с помощью террора, Костенко установил ещё до похода 2-й Тихоокеанской эскадры. Вернувшись домой из японского плена весной 1906 г., он возобновил своё участие в партии и вскоре стал одним из активистов её «Центрального военно-организационного бюро» — автономной боевой структуры, подчинявшейся напрямую ЦК.<br> Развитие событий с планом покушения на царя на «Рюрике» подробно изложено в мемуарах одного из лидеров эсеровской партии Б. Савинкова: «В городе Глазго, в Шотландии, на кораблестроительном заводе Виккерса, строился русский бронированный крейсер «Рюрик». Один из корабельных инженеров, В.П.Костенко, был членом военной организации партии социалистов-револю-ционеров. По его инициативе и под его руководством началась революционная пропаганда среди матросов строящегося крейсера. Пропагандистами были: бывший пехотный офицер Варшамов, бывший матрос с эскадры адмирала Рожественского Затёртый (псевдоним баталера А.С. Новикова с эскадренного броненосца «Орёл».) и член Российской социал-демократической партии рабочий Пётр (псевдоним). Костенко весной 1908 г. известил центральный комитет, что на корабле есть несколько десятков матросов-революционеров и что среди них есть люди с ***ическими настроениями, готовые убить царя на предстоящем, по возвращении «Рюрика» в Россию, царском смотру». Узнав об этом, Савинков лично выехал в Англию, чтобы «на месте» удостовериться в возможности цареубийства на крейсере. Там Костенко, «молодой офицер, увлечённый идеей восстания Балтийского флота», познакомил его с пропагандистами и тремя матросами, которых бывалый *** намётанным оком выделил «из серой толпы команды». После более тесного знакомства с ними Савинков остановил свой выбор на машинисте Герасиме Авдееве, матросе «высокого роста с загорелой шеей», у которого чувствовался «большой революционный темперамент». По словам Костенко, Авдеев не раз высказывался о необходимости цареубийства.</p> План эсеров состоял в следующем. В конце лета «Рюрик» уходил в Россию, где осенью должен был состояться смотр в присутствии царя. Предполагалось, что на крейсере должен будет спрятаться один из ***ов (сам Савинков или кто-либо из членов боевой организации) и тайно находиться на нём вплоть до момента покушения. Для этого требовалась помощь кого-то из матросов, и эта роль отводилась Авдееву. Теперь предстояло выяснить, можно ли было скрываться на корабле. Слово Савинкову: «Несколько дней Костенко и Авдеев искали такое место. Наконец оно было найдено. В румпельном отделении, в отсеке, за головой руля, было несколько тёмных и узких отверстий. В этих отверстиях мог с трудом поместиться человек. Сидя на корточках и полулёжа, там можно было просидеть несколько дней. Если само помещение было неудобно, зато выход из него представлял все удобства: прямо из румпельного отделения через палубы шёл вентилятор. Внутри этого вентилятора была лестница. Выйдя из отсека и поднявшись с бомбой по этой лестнице, можно было взорвать адмиральское помещение, мимо которого шёл вентилятор. Можно было также взорвать и верхнюю палубу, именно ту, где и происходит смотр: гриб вентилятора выходил у правой кормовой 8” башни. Теперь, когда место было найдено, нужно было решить другой вопрос — задачу посадки на корабль».<br> Но здесь в план эсеров вклинились непредвиденные затруднения. Пока «Рюрик» стоял в Англии, можно было посадить постороннего человека на корабль. Однако оставалось неизвестным, когда именно должен состояться смотр, и как долго ***у предстояло пробыть в его укрытии, поскольку в рулевом отсеке с большим трудом можно было продержаться несколько дней, но о неделях нельзя было и думать. Попав на борт, исполнителю предстояло совершить весь морской переход до Кронштадта и затем ещё ждать неопределённое время до смотра. Эта задача была непосильной даже для самого здорового человека — в ходе длительного заточения под бронёй крейсера он неизбежно ослабевал настолько, что вряд ли смог бы с пудовой бомбой подняться по отвесному трапу на высоту нескольких палуб. Тогда решили проработать возможность посадки на корабль в Кронштадте. Костенко познакомил Савинкова со своим товарищем, также офицером, членом эсеровской партии корабельным инженером А.И. Прохоровым. Ему предстояло идти на «Рюрике» в Россию и присутствовать как строителю на смотре, а Костенко должен был отправиться в отпуск. Прохоров и Костенко ещё раз проверили рулевой отсек и подтвердили, что там можно жить. Относительно же посадки на крейсер в Кронштадте оба они высказались отрицательно: рейд находился под плотной охраной и, даже если бы удалось проскользнуть между кораблями охранения, то едва ли можно было обмануть бдительность вахты на «Рюрике». Такого же мнения был и Авдеев. «Мы наталкивались на препятствие, которое не могли устранить» — мрачно констатировал Савинков.<br> В июне 1908 г. в Глазго прибыл ещё один видный эсер — небезызвестный Азеф. Он пожелал лично выяснить подробности покушения и вместе с Костенко, с разрешения командира корабля, не подозревавшего, с кем он имеет дело, посетил крейсер и там подробно исследовал отсек. Он осмотрел также и все неровности борта, дающие возможность подняться на корабль и пришёл к аналогичному заключению: в отсеке можно было жить, но невозможно было тайком подняться на «Рюрик». В конце концов сомнения приунывших ***ов разрешил Авдеев. Однажды тайком после вечерней поверки он покинул крейсер и, явившись на квартиру к Савинкову, Азефу и Карповичу, объявил им, что «сам, один, на смотру убьёт царя». Выхода не оставалось — неофиту Авдееву был выдан револьвер, помимо него, оружие для покушения на Николая II получил ещё один рюриковец, вестовой Каптело-вич, также выразивший готовность участвовать в цареубийстве. После этого заговорщики разделились — Савинков уехал в Париж, Азеф в Ниццу, Карпович в Россию, матросы вернулись на крейсер... <div><span style="line-"> 23 сентября 1908 г. «Рюрик», уже пришедший в Россию и стоявший на рейде Бьорке-Зунда, был удостоен высочайшего посещения. Император обошёл все помещения нового крейсера, осмотрел его машины и башни, присутствовал на артиллерийском учении. Однако задуманное покушение не состоялось. Оба матроса-злоумышленника встретились с царём лицом к лицу, но ни один из них не выстрелил. Размышляя впоследствии об этом, лидеры эсэров сочли несправедливым заподозрить в недостатке мужества Авдеева и Каптеловича, которым «слишком быстро и напряжённо пришлось переживать все колебания террора», посчитав неудивительным, что «пружина сломалась».</span></div> <p> Однако биографу Костенко Г.В. Смирнову, подробно описавшему жизненный путь и дела талантливого кораблестроителя, удалось найти в его личном архиве бумаги, которые совсем иначе трактуют события на «Рюрике» 24 сентября 1908 г., ранее представлявшиеся вождям боевиков в мрачно-романтическом свете. Версия Савинкова считалась соответствующей действительности до 1928 г., когда, наконец, Костенко раскрыл бывшему товарищу по партии Вере Фигнер тайну несостоявшегося покушения. Оказывается, уже на переходе крейсера из Глазго в Гринок члены матросского комитета по поведению Авдеева поняли, что он что-то замышляет, и вызвали его на переговоры. Когда комитет, ставивший целью пропаганды на «Рюрике» подготовку восстания всего Балтийского флота, узнал о плане покушения, он занял по отношению к затеваемому резко отрицательную позицию, считая, что намеченная ***ами акция сорвёт давно задуманное общее выступление. Злоумышленники подчинились воле большинства и не выстрелили в царя во время смотра.<br> Но даже с учётом всего этого трудно сказать, насколько «успешно» для эсеров мог развиваться план покушения на царя на борту «Рюрика», поскольку весь он в деталях был известен Азефу — одному из деятелей эсеровского ЦК, состоящему на содержании в охранном отделении. Политической контрразведке империи, имевшей разветвлённую сеть информаторов, было наверняка известно и решение матросского комитета крейсера, в противном случае оба исполнителя были бы нейтрализованы немедленно по приходе корабля в Россию. Так или иначе, но решение матросов — революционеров парадоксальным образом избавило Николая II от покушения, а «Рюрик» — от несмываемого позора.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-weight:bold;font-size:14px;"> <h3><strong><span style="font-size:14px;">Год 1909-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Кампанию 1909 г. «Рюрик» начал 31 мая, стоя на швартовах в Средней гавани Кронштадта. 2 июня крейсер перешел на Большой Кронштадский рейд, а утром 4-го состоялся его первый выход в море для уничтожения девиации. В течение июня экипаж отработал основные упражнения артиллерийских стрельб, в ходе которых были проведены и испытания доработанных башенных установок, давшие на этот раз вполне удовлетворительные результаты. Окончание курса боевой подготовки для одиночного корабля совпало с известием о назначении «Рюрика» конвоиром императорской яхты «Штандарт». Предстоял поход в Англию для участия в международном военно-морском параде, намеченном на середину лета. 12 июля 1909 г. в 20 час. 45 мин. отряд кораблей в составе императорских яхт «Штандарт», «Полярная звезда», броненосных крейсеров «Рюрик», «Адмирал Макаров» и эскадренных миноносцев «Эмир Бухарский» и «Москвитянин» покинул Большой Кронштадтский рейд. Построившись в кильватерную колонну (головным «Рюрик», за ним обе яхты, «Адмирал Макаров» и эсминцы), отряд взял курс на запад.<br> Спустя двое суток, ранним утром 14 июля корабли достигли берегов Германии и отдали якоря на рейде порта Эккернфер-де, готовясь к проходу Кильским каналом. Здесь отряду пришлось разделиться — солидные габариты «Рюрика», при отсутствии в отечественном флоте опыта проводки каналом подобных крупных единиц, создавали немалые трудности, вследствие чего крейсеру было предписано идти в Северное море кружным путем через Балтийские проливы. К 21 час. 15 июля «Рюрик» благополучно достиг устья реки Эльбы возле Куксхафена, где встал на якорь, поджидая остальные корабли отряда, неспешно идущие каналом. Рандеву состоялось около 16 час. 16 июля. Вначале к месту якорной стоянки подошел «Адмирал Макаров», вслед за которым появились эскадренные миноносцы «Москвитянин» и «Эмир Бухарский». Последний, проходя слишком близко у борта «Рюрика», задел стволы 120-мм пушек и правый якорь крейсера, повредив себе ходовой мостик и свернув тумбу палубного орудия.<br> К счастью, этот досадный инцидент остался незамеченным императором («Штандарт» и «Полярная звезда» прибыли позднее) и потому не имел серьёзных последствий для его участников. После короткого отдыха яхты и следовавшие за ними конвоиры вновь вышли в море, направляясь во французский порт Шербур. В Английском канале корабли встретили туман, настолько плотный, что пришлось встать на якорь у мыса Гризнес, ожидая улучшения погоды. Этот же туман стал причиной несостоявшегося рандеву с французскими крейсерами, высланными для встречи. Разминувшись с русскими кораблями, французы вернулись на рейд Шербура лишь после постановки отряда на бочки.<br> Однако, несмотря на несколько скомканный церемониал встречи, визит русских кораблей вполне удался. После обмена традиционными салютами император Николай N поднялся на борт крейсера «Галилее», на котором он вместе с президентом Франции обошел строй французской эскадры. К вечеру следующего дня все корабли расцветились многочисленными огнями иллюминации, а затем состоялся грандиозный фейерверк, сопровождавшийся процессиями затейливо иллюминированных шлюпок. Торжества в гостеприимном Шербуре продолжались недолго. 20 июля ровно в 6 час. утра русский отряд снялся с якоря и сопровождаемый французскими крейсерами взял курс к берегам Британии. Около полудня французские корабли уступили место английским линейным крейсерам и, обменявшись с русским отрядом прощальными салютами, легли на обратный курс. Около 15 час. русские корабли достигли конечной цели своего плавания — Спитхедского рейда, на подходе к которому их встретила королевская яхта «Виктория энд Альберт» с британским монархом Эдуардом VII на борту.</p> <p> Огромный рейд вмещал практически весь Королевский флот (около 400 кораб лей всех рангов), выстроенный в несколько линий, которые гостям надлежало обойти согласно протоколу встречи. Соединённый отряд — впереди «Виктория энд Альберт», за ней в кильватер «Штандарт», «Полярная звезда», «Адмирал Макаров» и «Рюрик» с миноносцами, державшимися на траверзах, проходил между двумя линиями кораблей и, поворачивая на 16 румбов, вступал в следующий проход. Обойдя таким образом три линии кораблей, чьи экипажи дружно приветствовали монархов, русская эскадра к 17 час., наконец-то, достигла точки якорной стоянки, намеченной в глубине рейда на траверзе небольшого городка Коус.<br> Трёхдневное пребывание в Англии почти точь-в-точь напоминало заход в Шербур и, как в предыдущем случае, завершилось красочной иллюминацией. Вечером 22 июля рейд являл собой поистине феерическое зрелище — все британские корабли расцветились множеством электрических лампочек, поражая, по словам очевидца, «строгостью иллюминованных линий и красотой маневра зажигания и прекращения освещения по сигналу».<br> На следующий день, 23 июля, в 15 час. русский отряд покинул берега Британии, взяв курс к устью Эльбы. Здесь корабли вновь разделились — яхты, «Адмирал Макаров» и миноносцы стали готовиться к проходу Кильским каналом, «Рюрик» же повернул к Балтийским проливам. Благополучно пройдя их, крейсер соединился с отрядом и утром 28 июля корабли бросили якоря на Большом Кронштадтском рейде. Небольшой по продолжительности заграничный поход стал для экипажа «Рюрика» единственным ярким эпизодом в кампанию 1909 г., оставшиеся два месяца которой вновь до предела наполнились плановыми стрельбами, учениями, угольными погрузками и ремонтными работами. В конце сентября крейсер прибыл в Кронштадт, где 1 октября окончил кампанию, перейдя в вооружённый резерв.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-weight:bold;font-size:14px;"> <h3><strong><span style="font-size:14px;">Год 1910-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> В течение зимы-весны 1910 г. на корабле проводились разнообразные ремонтные и доделочные работы, в ходе которых на «Рюрике» появилась деревянная верхняя палуба взамен не оправдавшего себя линолеума, установлены две недостающие муфты Дженни, а также новые прицельные приспособления для 120-мм орудий системы «Виккерс». Кроме того, силами экипажа и мастеровых Кронштадтского морского завода были осуществлены переборка главных механизмов, чистка котлов, исправление топочных рам, ремонт неисправных зарядных ящиков в крюйт-камерах и ряд других работ, завершившихся к концу апреля.<br> Кампанию 1910 г. броненосный крейсер «Рюрик» встретил в составе Балтийского отряда — особого соединения флота, сформированного вскоре после русско-японской войны для плаваний с корабельными гардемаринами. Первоначально в его состав входили эскадренные броненосцы (с 1907 г. — линейные корабли) «Цесаревич», «Слава» и крейсер «Богатырь», к которым впоследствии присоединились крейсера «Олег» и «Адмирал Макаров». С 10 апреля 1910 г. «по высочайшему Его Императорского Величества соизволению» в отряд был включен и «Рюрик», на котором было спешно оборудовано помещение для 40 гардемаринов, прибывших на корабль в начале мая. Вместе с ними экипаж крейсера насчитывал 819 человек, в том числе 27 офицеров и чиновников, 10 кондукторов и 742 нижних чина.<br> Раннее освобождение Финского залива ото льда позволило практически всем соединениям Морских сил Балтийского моря отработать задачи боевой подготовки одиночных кораблей уже к середине мая. Впереди были разнообразные артиллерийские стрельбы, однако последовавшим вскоре распоряжением морского министра в первоначальный план боевой учёбы были внесены существенные коррективы. Кораблям предстояло участвовать в крупномасштабных манёврах, основной целью которых была отработка способов защиты морских подступов к Санкт-Петербургу. За ходом манёвров предстояло наблюдать специально созданной весьма представительной комиссии III Государственной думы, в чью задачу входило оценить степень готовности флота к отражению возможной агрессии, а заодно и целесообразность выделения ассигнований на его развитие.<br> Главные силы флота разделили на две части. «Красные» (агрессор) включали в себя отряд заградителей, игравший роль линкоров противника, а также IV и V дивизионы миноносцев под общим командованием капитана 1 ранга М.Ф. Шульца. «Синие» (обороняющиеся) состояли из Балтийского отряда и бригады линкоров, поддерживаемых тремя дивизионами миноносцев. В состав «синих» вошел и «Рюрик» под флагом командующего Морскими силами вице-адмирала Н.О. Эссена — руководителя учений.</p> Ранним утром 23 июня миноносец «Охотник» и яхта морского министра «Нева» доставили народных избранников из Санкт-Петербурга на Бьоркский рейд, где их распределили по кораблям, причём «Рюрик» удостоил своим посещением сам председатель Думы А.И. Гучков. Манёвры начались в треугольнике между островами Соммерс, Лавенсаари и банкой Мордвинова. После «ожесточённого артиллерийского поединка линейных сил» настала очередь торпедных атак миноносцев, а затем, уже к ночи, в дело вновь вступили линкоры «синих», решив, наконец, исход сражения в пользу обороняющейся стороны. Манёвры, сильно походившие на грандиозный спектакль, произвели большое впечатление на депутатов, которые, покидая корабли, не скрывали своего восхищения увиденным. Позицию своих коллег разделял и председатель Думы, в кают-компании «Рюрика» прямо заявивший о намерениях поддержать строительство флота. Что же, подобная позиция парламента вселяла определенные надежды на будущее, а пока балтийцы вновь вернулись к плановой боевой подготовке. В течение первых полутора месяцев кампании «Рюрик» совместно с линкорами «Цесаревич», «Слава» и крейсером «Богатырь» находился во внутреннем плавании. В начале июля из Морского министерства поступило распоряжение о подготовке отряда к походу в Средиземное море для участия в праздновании 50-летия правления короля Черногории Николая I. С политической точки зрения этот визит, помимо знака уважения и внимания к монарху должен был продемонстрировать европейским государствам, и прежде всего соседней Австро-Венгрии, возросшую мощь русского флота и готовность России при необходимости прийти на помощь дружественным славянским народам.<br> 13 июля Балтийский отряд перешел для принятия необходимых запасов из Ревеля в Кронштадт, а через пять дней, ровно в 13 час., после смотра, устроенного морским министром вице — адмиралом С.А. Воеводским, корабли под общим командованием контр-адмирала Н.С. Маньковс-кого снялись с якоря и вышли в заграничное плавание. В 16 час. отряд встретил яхту «Штандарт» под брейд-вымпелом Николая II, которую сопровождали «Полярная звезда» и четыре миноносца. Как свидетельствовал в своем отчете командир отряда, император «изволил здороваться с командами, а затем осчастливил флажным сигналом «Желаю счастливого и полезного плавания». Переход до Портсмута — первого иностранного порта, намеченного для захода — был совершен вполне благополучно, если не считать одного инцидента, чуть не закончившегося трагически. 20 июля около 16 час. отряд шел в виду о. Борнхольм, когда капитан небольшой датской шхуны «Эден», оказавшейся поблизости, неожиданно решил прорезать строй русских кораблей, пройдя между «Славой» и «Рюриком». Этот рискованный манёвр, вдобавок рано начатый, едва не привел к гибели шхуны, которая сначала навалилась на корму линкора, а затем чудом не попала под таран следовавшего за ним броненосного крейсера. К счастью, благодаря малому ходу и лёгкости суденышка, повреждения оказались незначительными — от удара лишь сломало бушприт и слегка разрушило деревянный форштевень. Русские корабли немедленно застопорили ход и спустили шлюпки, однако датский капитан заявил, что в помощи не нуждается и самостоятельно может дойти до Борнхольма, после чего отряд оставил шхуну и двинулся по назначению.<br> На следующий день корабли вошли в Большой Бельт, а затем через Каттегат и Скагеррак вышли в Северное море. 24 июля отряд достиг Спитхэдского рейда, где был встречен катером с русским консулом в сопровождении военно-морского агента (атташе) в Англии капитана 1 ранга Л.Б. Кербера. Отношение английских властей к русским морякам было «самым внимательным и радушным» — гардемарины осмотрели главную базу Королевского флота в Портсмуте и строящиеся корабли, а матросы побывали в театре и на обеде во флотских казармах. Вообще же порядок на кораблях и дисциплина личного состава «привели англичан в восторг» и, по словам русского консула, «стали поводом манифестации в пользу России...». Стоянка в Портсмуте продолжалась недолго. Спустя три дня, 27 июля отряд снялся с якоря и взял курс на Гибралтар. Через двое суток пути на «Славе» внезапно вышли из строя питательные донки котлов, из-за чего ход пришлось уменьшить сначала до 8, а затем до 6 уз. Между тем положение линкора продолжало ухудшаться — донки выходили из строя одна за другой и корабль решено было оставить для ремонта в Гибралтаре. После короткого захода в Алжир отряд направился в Адриатическое море и в 2 час. ночи 15 августа корабли стали на якорь в австрийском порту Фиуме.<br> Последующие двое суток для экипажей были заполнены до отказа — погрузка необходимых запасов, покрасочные работы, приём пассажиров. 17 августа в Фиуме прибыли офицеры 15-го стрелкового имени Николая Черногорского полка полковник В.С. Вейль и капитан А.Н. Лебедев — «депутация» одной из шефских частей русской армии, разместившаяся на «Рюрике», а утром 18-го на борт «Цесаревича» поднялись великие князья Николай и Пётр Николаевичи. Участие в предстоящей церемонии первых лиц царствующей династии было не случайным — родные дяди последнего российского императора приходились зятьями правителю Черногории и их визит должен был придать официальным мероприятиям дополнительный оттенок теплоты и домашности.<br> Выйдя из Фиуме 18 августа и присоединив к себе по пути крейсер «Адмирал Макаров», ожидавший корабли у о. Касса, русский отряд 19-го вошел в гавань черногорского порта Антивари, встреченный орудийным салютом и восторженными криками населения, во множестве столпившегося на берегу. На следующий день с каждого корабля были свезены на берег по восемь офицеров, шесть гардемаринов и взводу матросов, которым предстояло участвовать в официальных торжествах в столице Черногории г. Цетинья.<br> Праздник удался на славу. «...Дикая и величественная природа Черногории и гостеприимство народа, с энтузиазмом встречавшего северных гостей, ... произвели самое лучшее впечатление на чинов отряда...», вспоминал впоследствии один из участников похода. От имени короля Николая I экипажи русских кораблей были награждены орденами и медалями, а офицеров, бывших на церемонии в столице, его величество пожаловал орденами собственноручно. Черногорские медали «За усердие» получили и гардемарины, бывшие на торжествах в Цетинье. С легкой руки товарищей, остававшихся на кораблях и завидовавших «счастливчикам», последние получили прозвища «черногорцы», сохранившиеся за ними до самого выпуска из корпуса. Балтийцы, в свою очередь, также не остались в долгу и в благодарность за тёплый прием на берегу не менее радушно чествовали черногорцев на кораблях.<br> Торжества, продолжавшиеся почти неделю, завершились 25 августа, а утром следующего дня на «Цесаревич» прибыли оба великих князя с супругами, а вслед за ними и сам черногорский монарх, осмотревший корабль и присутствовавший на торжественном завтраке. По его убытии в 14 час. 30 мин. отряд снялся с якоря и 27 августа пришел в Фиуме, где надлежало высадить пассажиров, возвращающихся в Россию поездом. Перед съездом на берег великий князь Николай Николаевич обошёл на катере корабли, благодаря экипажи за усердие. На следующий день рано утром на Фиумский рейд прибыл австрийский броненосный крейсер «Кайзер Карл VI» под флагом адмирала Монтекукколи, обменявшийся салютами с «Цесаревичем». Около полудня контр-адмирал Н.С. Маньковский, как младший в чине, отбыл с визитом на австрийский корабль, на трапе которого его встретил флаг-офицер, сообщивший, что адмирал принять никого не может, «т.к. он в данный момент завтракает и у него гости». По словам самого Н.С. Маньковского, в это время «на шканцах играла музыка, но не марш, а какую-то арию, которая не стихла даже при подходе к трапу», а при отваливании катера не было произведено положенного салюта. В ответ раздосадованный русский флагман приказал при ответном визите Монтекукколи не принимать последнего и не отдавать никаких почестей.<br> Около 15 час. австрийский адмирал прибыл на «Цесаревич» с извинениями за неприятный инцидент, объяснив, что у экипажа было время отдыха, и просил также не салютовать ему. Однако вечером Н.С. Маньковский послал австрийцам уведомление, что так и не получил положенного салюта и считает происшедшее грубым нарушением военно-морского этикета и оскорблением чести русского флота. Решительность адмирала возымела действие — готовившийся к походу «Кайзер Карл VI» отложил на несколько часов выход в море и ровно в 8 час. утра 29 августа отсалютовал 13 холостыми выстрелами с подъёмом на фор-стеньге Андреевского флага. Инцидент был исчерпан...<br> В ряде изданий по военно-морской истории этот эпизод трактуется совершенно иначе. Многие отечественные авторы упоминают о якобы имевшем место грубом отказе австрийской стороны приносить извинения, сыгранной вслед за тем боевой тревоге на русских кораблях, поданном в плутонги боезапасе, наведённых на предполагаемого противника орудиях и, наконец, о рискованном решении нашего флагмана преградить выход из гавани австро-венгерской эскадре (!). По широко распространённой версии, именно этот шаг и послужил причиной благополучного разрешения конфликта в виде долгожданного салюта. Красиво, но не более. Прежде всего потому, что подобные действия, предпринятые обеими сторонами привели бы к крупному дипломатическому скандалу и неминуемо вовлекли государства, по крайней мере, в открытое военное противостояние. Понятно, что столь громадную ответственность за возможные последствия не могли взять на себя ни контр-адмирал Н.С. Маньковский, ни князь Монтекукколи.<br> Но главное то, что вышеизложенная версия совершенно не подтверждается официальными документами русского Морского министерства, и это также заставляет сильно усомниться в её достоверности. Имей место такой инцидент на самом деле, он стал бы причиной оживлённой межведомственной переписки, породив множество справок, докладов, рапортов и т.д. Случившееся (по крайней мере, объявление боевой тревоги) так или иначе было бы отражено в вахтенных журналах кораблей, чьи записи, как удалось установить авторам, единодушно говорят о спокойной обстановке на рейде в течение всего времени стоянки отряда. Отсутствуют в них сведения и о приходе целой австро-венгерской эскадры, вместо которой в действительности на рейд прибыл лишь броненосный крейсер «Кайзер Карл VI», обменявшийся, как положено, салютом с «Цесаревичем».<br> Наконец, о своем решении заблокировать выход из бухты и едва не начавшемся «неравном бое» ничего не сообщает и сам командир Балтийского отряда контр-адмирал Н.С. Маньковский, который в своем рапорте, подробно изложив все обстоятельства длительного плавания, упомянул лишь о неудавшемся визите к австрийскому адмиралу и принесённых со стороны последнего извинениях в виде 13 холостых залпов. Предположение о попытке «замести следы» явно не выдерживает критики — скрыть истину при наличии тысяч свидетелей среди экипажей отряда практически невозможно. Так что можно с уверенностью утверждать, что версия о противостоянии русской и австрийской эскадр на рейде Фиуме — одна из красивых легенд, которыми так богата более чем трёхсотлетняя история отечественного флота.<br> Остается добавить, что собственноручный рапорт Н.С. Маньковского с описанием всего происшедшего на рейде Фиуме 27 — 29 августа 1910 г. и сейчас хранится в РГАВМФ (ф.417, оп.1, д. 4309), к которому авторы настоящего труда и отсылают всех интересующихся этим эпизодом. Сама же история возникновения романтического и сурового описания чуть было не начавшегося вооружённого конфликта с державой Тройственного союза ещё ждёт своего исследователя.<br> Тем временем, на кораблях отряда оставшиеся до ухода на Родину дни были целиком посвящены погрузке угля, продолжавшейся практически без остановок с 1 по 4 сентября со специально зафрахтованного парохода «Пенарт». Тяжёлая и изнурительная работа сильно утомила личный состав, что стало причиной трагического происшествия. 3 сентября в 8 час. 15 мин. утра при подъёме на «Рюрик» мешков с углем один из них зацепился за коммингс люка, ведущего в пароходный трюм и, сорвавшись, упал с высоты нескольких метров на строевого унтер-офицера Дмитрия Курилку, скончавшегося через две минуты, не приходя в сознание. Как показало дознание, Курилка в момент подъёма неосторожно выскочил под люк, намереваясь подобрать пустые мешки, причём сорвавшийся мешок он навесил на стрелу сам. На следующий день моряк был торжественно, с воинским почестями погребён на кладбище Фиуме. На похороны пришли все свободные от службы офицеры и гардемарины отряда, русский консул, представители австрийских военных и гражданских властей, а улицы города, по которым двигалась траурная процессия, были запружены народом.<br> 4 сентября в 2 час. пополудни Балтийский отряд покинул Фиумский рейд, направляясь к о. Крит и 7 сентября достиг порта Суды, где балтийцы застали крейсер «Адмирал Макаров» и канонерскую лодку «Хивинец», нёсшие службу в составе международной эскадры. Время стоянки в Суде было использовано для производства учебных стрельб по неподвижным щитам, причём в качестве плутонговых командиров выступали корабельные гардемарины. По свидетельству начальника отряда, они серьёзно подошли к делу — стрельба дала весьма неплохие результаты. Столь же умело действовали будущие морские офицеры и на других учениях — шлюпочных, по заводке верпов и т.д.<br> Утром 11 сентября корабли снялись с якоря и, не заходя в Неаполь, где свирепствовала холера, направились в Тулон. На выходе из Суды провели ещё одну стрельбу, на этот раз по буксируемым щитам, для чего отряду пришлось разделиться на две колонны. Первенство досталось комендорам — гардемаринам «Рюрика», достигшим нескольких прямых попаданий в щит, буксируемый «Цесаревичем». По пути в Тулон «Рюрику» пришлось совершить незапланированный заход в греческий порт Пирей — корабельный врач обнаружил у минного машиниста Маслова перитонит, развившийся после сильного ушиба брюшины и потребовавший немедленного хирургического вмешательства. Зайдя в Пирей, крейсер оставил больного в береговом госпитале и через сутки вновь присоединился к отряду.<br> 16 сентября корабли вошли на Тулонский рейд, где с помощью портового лоцмана встали на бочки. Как и во время предыдущей стоянки, на кораблях ежедневно проводились шлюпочные и артиллерийские учения, чередующиеся с пожарными и водяными тревогами. Одновременно на «Рюрике» силами специалистов фирмы «Форж э Шантье» шла замена вышедшей из строя водяной магистрали. И хотя большинство работ удалось выполнить ещё в Тулоне, восьми мастеровым пришлось совершить на крейсере переход к берегам Испании, завершив ремонт лишь в Виго. В течение продолжительной стоянки отряда отношение местных властей к русским морякам было весьма радушным и благожелательным. Как отмечал в своем рапорте контр-адмирал Н.С. Маньковский «целый ряд приглашений на обеды и завтраки заставлял даже отказываться от некоторых из них за неимением времени». Две недели на гостеприимном французском берегу пролетели незаметно и 30 сентября отряд снялся с якоря, держа курс на Гибралтар. <p> Продолжительный поход сильно измотал экипажи, что вызвало увеличение дисциплинарных проступков на кораблях отряда. Не стал исключением и «Рюрик», корабельный суд которого (председатель старший лейтенант Вирениус, члены суда лейтенанты Шанявский и Фок) за все время плавания рассмотрел около двух десятков дел, вынеся свой вердикт по каждому. О том, насколько серьезными считались нарушения, свидетельствуют следующие приговоры. Так матрос 1-й статьи Пётр Дорофеев был лишён свободы на три месяца за кражу с отбыванием наказания в военно-исправительной тюрьме Морского министерства. К пяти месяцам тюрьмы приговорили матросов 2-й статьи Тихона Небогатова и Григория Галанова, ушедших во время стоянки в иностранном порту с дневальства и совершивших побег, а ученика-кочегара Концивенко по личному приказанию командира крейсера — за «спаньё на дневальстве» и по подозрению в краже. Впрочем, последнее обстоятельство судом не подтвердилось и молодой матрос отделался двумя месяцами дисциплинарного батальона...<br> После недельного перехода русские корабли 5 октября прибыли в порт Виго, откуда 12 дней спустя вышли в Шербур. Плавание к берегам Франции заняло четверо суток и утром 21 октября отряд достиг Шербурского рейда, где экипажи почти сразу же приступили к угольной погрузке. Свежая погода сильно затрудняла работы, причём особенно досталось «Рюрику», который в отличие от других кораблей, грузил уголь не с парохода, а с барж.<br> 26 октября в 1 час дня Балтийский отряд вышел в Северное море, которое встретило жестоким 9-бальным штормом и изматывающей бортовой качкой. На «Рюрике» её амплитуда достигала 16", а на бак и шканцы часто обрушивались огромные водяные валы. Через крышки люков и горловины, которые фирма «Виккерс» установила без резиновых уплотнений, вода проникала в помещения под средней, а зачастую и нижней палубами. Однако удалось преодолеть и это и 2 ноября крейсер вместе с другими кораблями отряда благополучно достиг Кронштадта, где вскоре окончил кампанию.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-weight:bold;font-size:14px;"> <h3><strong><span style="font-size:14px;">Год 1911-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Вступление в строй новых кораблей заставило Морское министерство пересмотреть организационно-штатную структуру Морских сил Балтийского моря, сформировав ряд новых соединений. Так в соответствии с приказом по Морскому министерству № 57 от 25 февраля 1911 г. «Цесаревич», «Слава» и находящиеся в постройке «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» были сведены в бригаду линейных кораблей, начальником которой назначили контр — адмирала Н.С. Мань-ковского. В состав нового соединения вошёл и «Рюрик», по своей огневой мощи скорее соответствовавший линкорам, нежели имевшимся в составе флота броненосным крейсерам серий «Громовой» — «Баян».<br> Кампания 1911 г. началась для «Рюрика» 1 мая на Большом Кронштадтском рейде. Ровно в 6 час. утра крейсер снялся с якоря и, миновав входные бочки, лёг на створ Николаевских маяков для следования в Ревель. В 6 час. 35 мин. при проходе пятой нордовой вехи фарватера последовал доклад вахтенного механика, что корабль коснулся грунта. Поднявшийся затем на мостик старший механик доложил командиру, что в первом, втором и третьем котельных отделениях отчетливо были слышны удары днища корабля о грунт и шорох «как бы от трения по твёрдому грунту», но поступления воды в отсеки не обнаружено.<br> Это на первый взгляд рядовое навигационное происшествие тем не менее послужило причиной целого расследования, проводимого специальной комиссией. Ею было установлено следующее:<br> 1) Крейсер в момент аварии шел точно по створу.<br> 2) Осадка корабля составляла 28'4" (8,63 м), что «соответствовало свободному прохождению фарватера».<br> 3) Высота воды была на 8" (0,2 м) ниже ординара, но это обстоятельство не являлось помехой для выхода крейсера с рейда.<br> 4) Перед выходом было недопринято около 900 т угля, что обеспечило уменьшение осадки на 13” (0,33 м).<br> 5) Накануне аварии, 30 апреля, «Рюрик» выходил на пробу машин и беспрепятственно вернулся на рейд, следуя точно по створу Николаевских маяков.<br> Причиной же аварии по мнению комиссии стало «присутствие на фарватере, считавшемся 30-футовым, глубин менее 30 футов [т.е. менее 9,15 м. — Авт.]». Промером, проведённом 6 мая, глубина была определена в 9,07 м, причём точно такие же результаты дали промеры ещё 1903 г., однако соответствующие коррективы так и не были нанесены на карты. 28 мая место касания грунта было промерено ещё раз в присутствии старшего штурмана «Рюрика», но «предметов, о которые задел крейсер и глубин менее 31 фута [т.е. менее 9,45 м.] обнаружено не было».</p> <p> Несмотря на аварию и повреждения (к счастью, незначительные), «Рюрик» всё же совершил переход в Ревель, однако через три недели крейсер вышел обратно в Кронштадт для постановки в док. Ремонтные работы заняли немного времени. В полночь 11 июня корабль в соответствии с приказом командующего Морскими силами Балтийского моря вице-адмирала Н.О. Эссена повторно вступил в кампанию, а 20 июня после пробы машин и приёма необходимых запасов вместе с «Цесаревичем» вновь перешёл в Ревель.<br> Летняя кампания на Балтике была в самом разгаре и для экипажа «Рюрика» также наступили страдные дни — разнообразные артиллерийские стрельбы и учения шли нескончаемой чередой, оставляя людям лишь незначительное время для отдыха. Согласно приказу командующего Морскими силами Балтийского моря большие двусторонние манёвры с участием всех соединений были назначены на середину июля. От прочих мероприятий такого рода их отличало значительное количество сухопутных офицеров — членов Общества ревнителей военных знаний, присутствовавших на кораблях в качестве наблюдателей. Эта военно-научная организация ставила своей целью распространение специальных знаний среди офицеров армии и флота, а также разработку вопросов военной теории и истории. Основанное в Санкт-Петербурге в 1896 г. с филиалами во многих городах Российской империи, в том числе в Варшаве, Вильно, Минске, Тифлисе, Риге, Самарканде, Хиве, Хабаровске, общество с момента своего создания немало способствовало расширению профессионального кругозора военнослужащих, прекратив своё существование лишь с началом 1-й мировой войны.<br> Ранним утром 17 июля транспорт «Рига» с 250 штаб- и обер-офицерами практически всех родов оружия прибыл на Ре-вельский рейд, где гостей распределили по кораблям. Большая группа армейцев прибыла и на «Рюрик», за которым к тому времени прочно утвердилось звание флагманского корабля. В 10 час. утра по сигналу вице-адмирала Эссена первыми покинули рейд минные заградители «Амур» и «Енисей», взяв курс к банке Аякс, а спустя три часа с якоря начали сниматься и остальные корабли. На створе Екатеринентальских маяков эскадра перестроилась в кильватерную колонну (впереди бригада крейсеров, затем линкоры во главе с «Рюриком» и 1-я минная дивизия на траверзах), направившись 10-узловым ходом в Лапвик. В тот день было запланировано «совместное маневрирование по специальной программе», по окончании которого 1-я и 2-я минные дивизии ушли в Гангэ, чтобы приготовиться к ночным «атакам», а линкоры и крейсера продолжили выполнение разнообразных эволюций.<br> Как и было предписано планом манёвров, около полуночи начались атаки миноносцев, во время которых эскадра шла постоянным курсом, открыв боевое освещение и ведя интенсивный огонь холостыми зарядами. Сражение продолжалось недолго, уже в 0 час. 30 мин. 18 июля прозвучал сигнал отбоя и корабли, перестроившись в две колонны (в левой «Рюрик», «Цесаревич», «Слава», в правой «Паллада», «Адмирал Макаров», «Енисей», «Амур»), пошли в Гангэ, где в 6 час. утра встали на якорь. Заключительным этапом этих своеобразных показательных учений стали стрельбы главным калибром, назначенные на 19 июля с участием «Рюрика» и «Цесаревича». Артиллеристы обоих кораблей были явно в ударе, продемонстрировав сухопутным коллегам всю мощь дальнобойных морских орудий.<br> По окончании стрельб и возвращения в Ревель гости отбыли в Кронштадт, а на «Рюрике» после короткого отдыха приступили к подготовке к очередному походу. 26 июля в 20 час. «Цесаревич» (под флагом начальника бригады линкоров контр-адмирала Н.С. Маньковского) и «Рюрик» снялись с якоря и вышли в практическое плавание по Балтийскому морю. Спустя пять суток корабли пришли в Травемюнде — относительно небольшой порт на германском побережье близ города Любек. Прибытие в Травемюнде совпало с днём рождения (7-летием) наследника российского престола, в связи с чем на «Цесаревиче» был дан торжественный завтрак с приглашением русского консула. На следующий день контр-адмирал Н.С. Маньковский и командиры кораблей нанесли визиты официальным лицам города, а жители Травемюнде смогли посетить корабли, радовавшие глаз своим образцовым внешним видом. Отменному порядку на русских кораблях соответствовало и поведение на берегу их экипажей. Как отмечал в своем рапорте контр-адмирал Н.С. Маньковский, «...во время стоянки офицеры, гардемарины и команда вели себя безукоризненно, не давая повода ни к каким нареканиям. Вид команд был бравый и можно было неоднократно слышать восторженные отклики немцев при виде наших моряков...».<br> Вообще же визит отряда произвёл огромное впечатление на жителей портового города, отнюдь не избалованных частыми заходами военных кораблей и потому проявлявших неподдельный интерес к представителям российского флота. Пять дней стоянки пролетели незаметно. Утром 4 августа «Цесаревич» и «Рюрик» снялись с якоря и спустя трое суток пришли в Ревель, успешно завершив заграничное плавание. Вновь посетить иностранные воды «Рюрику» пришлось уже через полтора месяца вместе со всей балтийской эскадрой, вышедшей 16 сентября под командой вице-адмирала Эссена из Ревеля. 19 сентября обе бригады (линкоров и крейсеров) в сопровождении новейших минных заградителей «Енисей» и «Амур» достигли датского порта Киеге. Вопреки ожиданиям моряков стоянка в нём была весьма непродолжительной — сутки спустя корабли вновь снялись с якоря и 23 сентября вернулись Ревель. Остаток кампании «Рюрик» вместе с бригадой линкоров провёл во внутренних водах, а в начале ноября крейсер перешёл на Свеаборгский рейд, где и встал на зимовку.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-weight:bold;font-size:14px;"> <h3><strong><span style="font-size:14px;">Год 1912-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Зима 1911/1912 гг. для экипажа «Рюрика» мало отличалась от прошедших лет — те же, повторяющиеся из года в год, плановые ремонтные работы, занятия по специальности, строевые смотры, учебные стрельбы из винтовок и револьверов. Лишь на занятиях по словесности для матросов и лекциях для офицеров чаще обычного упоминались события Отечественной войны 1812 г. — в России торжественно готовились отметить славный 100-летний юбилей разгрома и изгнания Бонапарта.<br> 21 апреля 1912 г. «Рюрик» под командованием капитана 1 ранга М.К. Бахирева, сменившего на ходовом мостике И.А. Шторре, поднял вымпел, вступив в кампанию. 26 апреля крейсер вместе с «Цесаревичем», «Славой» и дивизионом миноносцев под флагом командующего Морскими силами перешёл в Ревель. Длительная зимняя стоянка требовала осмотра и ремонта подводной части корпуса и 18 мая «Рюрик» вышел в Кронштадт для постановки в док. Ремонт длился две недели и в начале июня корабль присоединился к бригаде. Многочисленные, хотя и непродолжительные выходы в море, одиночные и совместные маневрирования и стрельбы. Плотный график боевой подготовки лишь изредка прерывался праздничными днями — в июне торжествами по случаю закладки порта Императора Петра Великого и прибытия германского отряда во главе с яхтой «Гогенцоллерн» с императором Вильгельмом II на борту, а в июле — по случаю годовщины Гангутского сражения и визита в Ревель британских кораблей.<br> После ухода англичан из Морского министерства поступило распоряжение о подготовке балтийской эскадры к заграничному походу в Данию для конвоирования яхты «Полярная звезда», на которой вдовствующая императрица Мария Фёдоровна собиралась навестить родственников в Копенгагене. 8 сентября в 16 час. эскадра в составе броненосного крейсера «Рюрик» (флаг вице-адмирала Эссена), линкоров «Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич», «Слава», крейсеров «Громовой», «Адмирал Макаров», «Паллада», «Баян», минных заградителей «Амур», «Енисей», транспорта «Океан» и двух дивизионов миноносцев снялась с якоря на Ревельском рейде, взяв курс на вест. Около 18 час. корабли миновали Суропский проход и направились к выходу из Финского залива. Уже в полной темноте прошли маяк Некмангрунд и, определившись по нему, повернули к маяку Хоборг.<br> Весь следующий день с 8 до 17 час. был посвящён двусторонним маневрированиям, которые по оценке командующего Морскими силами показали вполне удовлетворительную выучку и сплаванность соединений. В 2 час. ночи 11 сентября корабли достигли пролива Большой Бельт, а утром следующего дня эскадра вошла на Копенгагенский рейд, где встала на якорь по диспозиции — бригада линкоров и «Енисей» у форта Трекронер, крейсера и транспорт «Океан» у о. Мид-дпграундфорт, «Амур» и миноносцы ошвартовались в гавани. Первый салют был произведен штандарту императрицы Марии Фёдоровны, поднятому на яхте «Полярная звезда». За ним последовали салют наций и салют штандарту английской королевы на яхте «Виктория энд Альберт», а затем обмен салютами с датскими и английскими кораблями «по положению». Едва стих грохот орудий, Н О.Эссен отбыл с рапортом на «Штандарт», а после доклада он вместе с чинами штаба и командирами кораблей был приглашён на высочайший завтрак.<br><span style="line-"> 13 сентября по случаю дня рождения короля Дании все корабли, стоявшие на рейде, подняли флаги расцвечивания и ровно в полдень произвели общий орудийный салют. В этот же день «Рюрик» посетила вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, прибывшая на корабль около полудня. Как вспоминал впоследствии участник похода гардемарин Н.А. Монастырёв «...она медленно проходила вдоль строя офицеров, каждому подавая руку. Потом Мария Фёдоровна прошла мимо матросов, кивнув им головой и произнеся несколько любезных фраз». Далее высокая гостья изволила осмотреть адмиральский салон и кают-компанию крейсера, после чего в сопровождении вице-адмирала Эссена обошла на эсминце «Новик» остальные корабли эскадры. Вдовствующая императрица осталась весьма довольна приходом многочисленной русской эскадры, щеголеватостью кораблей, бодрым видом экипажей, в связи с чем «неоднократно выражала свое удовольствие и благодарила командующего Морскими силами и особо командира «Рюрика» капитана 1 ранга М.К. Бахирева».</span></p> <p> Следующий день ознаменовался визитом на эскадру и самого датского монарха. Около 11 час. на яхте «Данеброг» был поднят королевский штандарт, а вскоре туда прибыли для представления вице-дмирал Эссен и командиры кораблей 1-го ранга. После церемонии знакомства яхта вышла из гавани на рейд и встала на якорь неподалеку от «Рюрика», который король пожелал осмотреть лично. Встречи высоких гостей стали уже привычными для экипажа крейсера, однако на этот раз неоднократно «обкатанный» церемониал едва не омрачился конфузом. Датский король, здороваясь с командой, произнес по-русски «Здорово, братцы» с таким ужасным акцентом, что многие офицеры и гардемарины не смогли сдержать улыбок. К счастью, громкий и отрывистый ответ экипажа на приветствие заглушил лёгкий смешок в офицерских рядах, а последовавшее затем мощное русское «ура» привело монарха в восторг.<br> После визитов августейших особ крейсер наводнили посетители, большинство из которых живо интересовались устройством корабля. Интерес датчан не был поддельным — столь представительного визита русской эскадры Копенгаген не видел давно. Каждый день улицы заполнялись уволенными на берег моряками, привлекавшими внимание жителей датской столицы своим безукоризненным внешним видом и выправкой. Вполне удовлетворительным было и поведение русских матросов. Как отмечал в своем рапорте Н.О. Эссен, «особых инцидентов с местной полицией и командами иностранных судов не было», однако к моменту ухода на кораблях насчитывалось около 40 «нетчиков».<br> Вечером 15 сентября — третьего, заключительного дня визита — рюриковцы давали грандиозный бал, на который был приглашен цвет местной аристократии и представители дипломатического корпуса. По словам Н.А. Монастырёва, «корабль было не узнать. Вся кормовая часть огромного крейсера, искусно украшенная и освещённая, превратилась в большой, но уютный танцевальный зал. Мы насчитали более 500 человек приглашённых. При появлении на палубе каждой даме преподносили букет цветов, а на рукав прикреплялась ленточка с надписью «Рюрик». Вечер удался на славу...». На другое утро русские корабли снялись с якоря и покинули гостеприимный Копенгаген, напутствуемые радиограммой императрицы Марии Фёдоровны с яхты «Полярная звезда»: «Передайте на эскадру, что я рада была всех видеть. Всё было так хорошо. Желаю счастливого плавания».<br> Около полуночи 16 сентября русские корабли прошли пролив Большой Бельт и вышли в Балтийское море. Здесь эскадре пришлось разделиться — крейсера и миноносцы ушли в Либаву за углем, а линкоры и минные заградители взяли курс на Ревель. По правому борту быстро уходили вдаль низкие плоские берега с возвышающимися кое-где гранитными утесами, постепенно исчезла за кормой мрачная громада острова Борнхольм. Погода благоприятствовала переходу — осенняя Балтика была на удивление спокойной и лишь в устье Финского залива корабли встретили сильный шторм. Однако, несмотря на волнение и дождь, бригада линкоров, ведомая «Рюриком» благополучно миновала Суропский проход и в 3 час. утра 19 сентября встала на якорь на Ревельском рейде. Заграничное плавание явилось для Морских сил Балтийского моря единственным ярким эпизодом в завершающейся кампании. В середине ноября бригада линкоров вместе с «Рюриком» перешла в Гельсингфорс и 21 ноября 1912 г. вступила в вооружённый резерв.</p> </div> </div> </div> <ul> <li style="font-weight:bold;font-size:14px;"> <h3 style="font-weight:bold;font-size:14px;"><strong><span style="font-size:14px;">Год 1913-й</span></strong></h3> </li> </ul> <div class="bbc_spoiler"> <span class="spoiler_title">Spoiler</span> <input type="button" class="bbc_spoiler_show" value="Показать"><div class="bbc_spoiler_wrapper"> <div class="bbc_spoiler_content" style="display:none;"> <p> Новый 1913 г. стал для экипажа «Рюрика» периодом ещё более интенсивной боевой учёбы. Кампания началась рано — 1 апреля, а 19-го крейсер вместе с «Андреем Первозванным», «Императором Павлом I» и «Цесаревичем» вышел в Ревель на пробу машин. Спустя двое суток корабли перешли для пополнения запасов в Кронштадт, где «Рюрик» и «Цесаревич» были поставлены в док для ремонта и окраски подводной части. Вынужденная стоянка в Кронштадте продолжалась до 8 мая, после чего оба корабля перешли в Ревель и присоединились к бригаде. Весь июнь линкоры во главе с «Рюриком» отрабатывали совместные эволюции в различных условиях, в том числе с бригадой крейсеров, миноносцами и учебно-артиллерийским отрядом. Плотный график боевой учёбы лишь однажды, 10 июня, прервался выходным днём — бригада в полном составе перешла в Кронштадт для участия в церемонии освящения нового, только что возведённого Морского собора, ставшего со временем символом города-крепости.<br> Помимо выходов на эволюции первый летний месяц и начало следующего были отмечены и многочисленными артиллерийскими стрельбами. Их своеобразной кульминацией стали состязательные стрельбы на Императорский приз, один из этапов которых проходил в «высочайшем присутствии». Ранним утром 4 июля на борт «Рюрика», стоявшего в Ревеле, прибыл император Николай I! в сопровождении морского министра адмирала И.К. Григоровича. В 9 час. 15 мин. крейсер снялся с якоря, следуя к Суропскому маяку. В кильватер «Рюрику» шли линкоры «Андрей Первозванный» и «Император Павел I». Спустя два часа корабли прибыли в заданный район, где линкоры приступили к стрельбам. Задача была не из лёгких — поразить небольшой по размерам щит, который на скорости более 20 узлов буксировал миноносец «Всадник». Флагманский артиллерист бригады капитан 2-го ранга Н.А. Вирениус сумел точно рассчитать данные для стрельбы и после нескольких пристрелочных залпов поражение цели стало делом нескольких минут. «Стрельба была отменно хороша и Государь был очень доволен» — записал в тот день в дневнике морской министр И.К. Григорович.<br> После обеда были назначены совместные маневрирования бригады, вслед за которыми на всех трёх кораблях вновь сыграли тревогу — подошедшие I, III и IV дивизионы миноносцев последовательно провели учебные торпедные атаки, однако благодаря плотному огню противоминной артиллерии линкоров добиться успеха им не удалось. В 13 час. 10 мин. учения были окончены, корабли легли на створ Екатеринен-тальских маяков и спустя полчаса возвратились в Ревель. И хотя, в отличие от соседей по бригаде, артиллеристам «Рюрика» в этот день не довелось продемонстрировать свои навыки в стрельбе по щиту, действия экипажа крейсера при совместном маневрировании и отражении минных атак вызвали одобрение императора, который, покидая корабль, искренне благодарил моряков за проявленные мастерство и усердие. После съёмки императорской яхты «Штандарт» с якоря бригада линкоров в течение суток конвоировала её, сопроводив до Кокшера, а затем, после захода в Ганга, вернулась в Ревель.<br> 22 июля «Рюрик» и «Цесаревич» вновь перешли в Кронштадт, на этот раз для участия в открытии памятника вице-адмиралу С.О. Макарову. Торжественная церемония произвела неизгладимое впечатление на всех присутствующих. Бронзовая фигура знаменитого флотоводца, омываемая океанскими волнами, казалось, навсегда застыла в немом призыве «Помни войну», запечатлённом на постаменте и как нельзя кстати отвечавшем настроениям русских моряков в то время.<br> В преддверии надвигавшейся мировой грозы важным мероприятием, подтвердившим возросший уровень боевой подготовки Морских сил Балтийского моря, стали широкомасштабные манёвры, длившиеся с 18 по 21 августа. В ходе их было выполнено развёртывание всех сил флота, проведён ряд маневрирований (в том числе ночное плавание без огней, отражение минных атак, плавание за тралами и т.д.), а также отработаны различные задачи в шхерных районах между Ганга и Гельсингфорсом. Напряжённые летние месяцы стали причиной значительной усталости экипажей и, как следствие, в увеличении числа различных травм, полученных моряками. Так на «Рюрике» 20 июня во время учебной боевой тревоги комендор Егор Яскевич был придавлен зарядным столом 10” орудия с сильным вывихом левого бедра, а 4 июля (буквально за час до прибытия на крейсер императора) огнестрельную рану правого предплечья получил корабельный гардемарин Прасолов, неосторожно обращавшийся с револьвером.<br> Как и в предыдущие годы, кампания 1913 г. помимо состязательных стрельб и манёвров ознаменовалась большим заграничным плаванием всей балтийской эскадры с посещением Портленда, Бреста и Ставангера. В отличие от прошлогоднего похода состав отряда на этот раз был гораздо малочисленнее — всего 14 вымпелов. Кроме флагманского крейсера «Рюрик» (флаг адмирала Н.О. Эссена) и бригады линкоров («Андрей Первозванный», «Император Павел I», «Цесаревич», «Слава») в эскадру вошли только крейсера «Громовой», «Адмирал Макаров», «Палла-да», «Баян», сопровождаемые транспортом «Рига» и полудивизионом миноносцев. В 4 час. утра 27 августа линкоры и крейсера (миноносцы пополняли запасы в Ли-баве и вместе с «Ригой», вышедшей из Кронштадта, присоединились к эскадре у о. Борнхольм) покинули Ревельский рейд и, построившись в кильватерную колонну, взяли курс к Балтийским проливам. Как и в прошлом году, во время перехода был запланирован целый ряд мероприятий боевой подготовки, включая разнообразные маневрирования. Однако, учитывая большой расход угля на «Андрее Первозванном» и «Славе», пришлось ограничиться простейшими совместными эволюциями, «не уклоняющими пути кораблей сильно от генерального курса», а также практическими упражнениями в радиотелеграфировании на близких дистанциях в условиях сильных помех.<br> Переход через осеннюю Балтику протекал в целом без происшествий, если не считать двукратную поломку рулевого устройства на крейсере «Паллада», который вновь присоединился к эскадре лишь перед входом в проливы. Проход их осуществлялся в сжатые сроки без лоцманов, что вызывало, несмотря на ясную погоду, немалые трудности и прежде всего для «Рюрика», шедшего головным. Однако, благодаря искусству и опыту штурманов крейсер, как впрочем, и вся эскадра, смог миновать опасные узости в «совершенном порядке».<br><span style="line-"> 30 августа русские корабли вышли в Северное море, в 3 час. утра 1 сентября прошли меридиан Дувра, вступив в Английский канал, встретивший их свежим зюйд-вестом и довольно сильным волнением. Около полудня эскадра прошла южную оконечность о. Уайт и через три часа подошла к Портленду. Обменявшись салютом с береговой батареей, русские корабли вошли на рейд, где в это время находилась британская 4-я эскадра линейных кораблей под командованием вице-адмирала Бриггса, державшего флаг на «Дредноуте». Утром 2 сентября начался обмен визитами. Корабли русской эскадры были заранее распределены по одному — два на каждый английский и их командиры и офицеры общались лишь с офицерами «прикреплённых» кораблей, что значительно упрощало эту нелёгкую процедуру. Помимо этого визит сопровождался множеством других официальных и неофициальных мероприятий, в которых приняли участие не только британские военно-морские и гражданские власти, но и значительная часть населения города, проявившие большой интерес к гостям из России. Так, 5 сентября состоялся праздничный обед для нижних чинов эскадры, на который было приглашено до 700 человек. По словам очевидцев, улицы Портленда были буквально запружены горожанами, восторженно приветствовавшими колонны русских моряков, маршировавших под звуки корабельных духовых оркестров к зданию мэрии. Исключительное радушие хозяев, столь необычное для сдержанных англичан, объяснялось всё возраставшей угрозой со стороны Германии, заставлявшей Британию искать союза с Россией. И в этой связи визит русской эскадры пришёлся как нельзя кстати.</span></p> Наряду с участием в различных торжествах, предусмотренных программой визита, на эскадре проводилось и обычное увольнение части команд на берег. Особым распоряжением Н.О. Эссена с каждого корабля было разрешено ежедневно увольнять не более 45 человек, как правило, из числа нижних чинов «отменного поведения», причём некоторым желающим позволили даже съездить в Лондон. Тщательный отбор увольняемых на берег дал определённый положительный результат — несмотря на огромное количество питейных заведений, традиционное для крупного портового города, «особого пьянства не было» и даже местные газеты отметили (впрочем, не без доли иронии), что поведение русских матросов «изменилось к лучшему».<br> И всё же, несмотря на принятые меры, к моменту ухода из Портленда на эскадре насчитывалось 59 дезертиров, причём значительная часть из их составляли нижние чины 1912 — 1913 гг. призыва. Впоследствии было установлено, что во время визита в коммерческой гавани британского порта находилось под погрузкой несколько пароходов, отправлявшихся в Америку, команды которых, недовольные мизерным жалованьем и тяжёлыми условиями труда, потребовали расчёта. В связи с этим разного рода агенты начали спешно вербовать матросов с русской эскадры, причём по некоторым данным, каждый рекрут, в любом состоянии доставленный на судно, приносил вербовщику 1 — 2 фунта стерлингов наличными.<br> Среди «нетчиков» оказалось и более десятка матросов «Рюрика», по разным причинам не вернувшиеся с берега, однако в результате поисков, предпринятых совместно с английской полицией, все они были возвращены на корабль. Всего же за время похода на крейсере зафиксировано 24 случая опоздания с берега на срок более суток, сопровождавшихся, как правило, «промотанием казенного обмундирования».<br> Завершив визит и покончив все расчёты с берегом, русские корабли в 15 час. 7 сентября покинули берега туманного Альбиона, держа курс на запад, и к полудню 8 сентября благополучно достигли Бреста. Для темпераментных французов приход многочисленной союзной эскадры стал, наверное, ещё более знаменательным событием, чем для их соседей. Встречи, приёмы, обеды и балы следовали один за другим, изумляя порой своей торжественностью и пышностью.<br> Один из таких приёмов, йа который прибыл в сопровождении военного и военно-морского агентов русский посол во Франции камергер Севастопуло, был устроен 11 сентября на крейсере «Рюрик». Общее число приглашённых превышало 500 человек, в связи с чем для их доставки на корабль французские власти выделили две старые канонерские лодки, на которых спешно оборудовали парусиновые тенты. Вечер удался — на несколько часов спардек «Рюрика» превратился в великосветский салон, а на юте под звуки корабельного оркестра без устали кружились в вальсе нарядные пары.<br> Установленным порядком шло и увольнение команд на берег, хотя на этот раз, в связи с угольной погрузкой, отпущена была в общей сложности примерно одна треть личного состава. За всё время стоянки отмечено лишь два серьёзных инцидента — на улице был легко ранен из револьвера в ногу кондуктор с «Паллады» А. Басанин, а один из «рюриковских» матросов в состоянии сильного опьянения выпал на мостовую из окна второго этажа (к счастью, как отмечено в рапорте, это падение «серьёзных последствий для здоровья не имело»). Еще один моряк с крейсера — сверхсрочный боцман П.В. Тара-нец — был оставлен в береговом госпитале с приступом острого аппендицита.<br> Простояв в Бресте пять дней, русская эскадра в 10 час. 30 мин. 12 сентября снялась с якоря и, пройдя пролив Ла-Манш, взяла курс на норд-ост, к берегам Норвегии. 14 сентября на параллели плавучего маяка Сварте корабли разделились — линкоры и два миноносца пошли в Христиансанд, а «Рюрик» с остальными кораблями — в Ставангер. Переход в один из крупнейших портов Скандинавии был нелёгким. Уже после полудня 14 сентября задул свежий, постоянно усиливающийся зюйд-ост, разведя к ночи сильное волнение. К счастью, в это время корабли находились уже под прикрытием скалистого норвежского берега, однако плотная мгла затрудняла обсервацию, вынуждая для поиска входа в гавань выслать вперёд миноносцы. Вскоре в сплошном тумане удалось различить тусклый свет входного маяка, ориентируясь на который, отряд к полудню 15 сентября вошёл на рейд, где и встал на якорь. <p> Визит в Ставангер длился три дня, в течение которых команда, как и в предыдущих случаях, увольнялась на берег (при этом неоднократно отмечались попытки русских политэмигрантов войти в контакт с матросами), а офицеры «Рюрика» во главе с вице-адмиралом Эссеном предприняли на одном из миноносцев своеобразную экскурсию в Лизе-фьорд. Этот узкий (шириной всего от 5 до 7,5 кбт) залив длиной 20 миль, окаймлённый по берегам высокими отвесными скалами, пользовался заслуженной славой у европейских туристов. Однако не только красоты северной природы привлекали внимание русских моряков — куда важнее было перенять норвежский опыт плавания шхерными фарватерами, а заодно и познакомиться с их навигационным оборудованием.<br> В полночь 18 сентября отряд крейсеров покинул Ставангер и около 14 час., соединившись с бригадой линкоров, взял курс к Балтийским проливам. Обратный переход в Россию протекал без происшествий и утром 21 сентября корабли благополучно достигли Ревеля, завершив последнее предвоенное заграничное плавание. По словам Н.О. Эссена, оно «имело большое значение в смысле подъёма настроения всего личного состава», а опыт продолжительных походов дал возможность «попрактиковать людей в обращении с механизмами и котлами в условиях длительного крейсерства...».<br> Послепоходовые ремонт и отдых экипажей длились недолго. Уже 6 октября бригада линкоров приняла участие в очередных двусторонних манёврах флота, проводившихся под руководством адмирала Эссена. Их главной целью стала проверка возможностей Морских сил Балтийского моря по отражению попытки прорыва кораблей вероятного противника в Финский залив. В целом манёвры показали значительно возросший по сравнению с предыдущими годами уровень боевой выучки кораблей и соединений, однако командующий и его штаб с тревогой отмечали отсутствие в составе флота современных боевых единиц и в первую очередь линкоров-дредноутов, без которых оборона залива, даже при оборудовании в его устье сильной минно-артиллерийской позиции, становилась трудновыполнимой задачей.<br> Манёвры продолжались семь дней, после чего «Рюрик» с линкорами перешёл в Кронштадт для пополнения боезапаса и других материалов, а также списания в береговые экипажи нижних чинов 1908 г. призыва, подлежащих увольнению в запас. 29 октября бригада сосредоточились на рейде Гельсингфорса и в полночь 1 ноября корабли, завершив кампанию, вступили в вооружённой резерв. Однако, несмотря на это обстоятельство, на следующий день на рейде состоялась общебригадная парусная офицерская гонка на приз имени капитана 1 ранга Е.Р. Егорьева. Условия состязания были довольно жёсткими — на шлюпках были сняты рули, что потребовало от экипажей большой сноровки в управлении парусами. В упорной борьбе лучшей оказалась шестёрка с «Цесаревича», кают-компанию которого и украсил переходящий кубок. 4 ноября состоялись аналогичные унтер-офицерские гонки, где победу одержала шлюпка «Рюрика».</p> </div> </div> </div>

«Рюрик» — конструкция и устройство Корпус Вооружение Броневая и конструктивная защита Боевая плавучесть и остойчивость Механическая установка Электрическое устройство и освещение Системы Рангоут Шлюпки Палубное покрытие Экипаж

Корабль «Васа» флота его величества Густава Адольфа

Броненосный крейсер "Рюрик"

Меня не затруднит поискать что то более стоящее если бы он хотя-бы воспользовался этим