Наша «Хиросима»

[Sergius_Grey]

Всем доброго времени суток.

Сегодня посмотрел американский художественный фильм "К-19: Оставляющая вдов" и решил проверить, такой ли была реальная история советской атомной подводной лодки проекта 658 по прозвищу «Хиросима», какой она описана в данном фильме. Просмотрев достаточное количество материала, решил с вами поделиться историей данной злополучной подводной лодки, а также наиболее трагическими ее эпизодами.

Атомная подводная лодка с заводским номером 901, известная всему миру как «К-19», на самом деле в период своей «жизни» имела разные индексы. Изначально созданная по проекту 658 (Hotel-I class, оснащение - ракетный комплекс Д-2 с тремя ракетами Р-13) подводная лодка несколько раз модернизировалась. После модернизации по проекту 658м (Hotel-II class, переоснащение на ракетный комплекс «Д-4» с тремя ракетами Р-21) она стала КС-19, после последней модернизации по проекту 658с, ее стали называть БС-19 (Modified Hotel-I class, ракетное оружие было снято, а вместо него был установлен комплекс связи «Залом»). Менялись и боевые номера.

Лодка по тем временам была огромной, высота рубки - с 10-этажный дом, длина лодки - 124 метра. Экипаж - около 140 человек.

К-19 была первой в СССР атомной подводной лодкой, способной нести на борту три баллистические ракеты в ядерном снаряжении. Этим атомоходом, построенным по проекту ЦКБ "Рубин" в рекордно короткие сроки, Советский Союз отвечал на вызов США, уже имевших на вооружении атомную подлодку "Джордж Вашингтон".

Ядерный реактор лодки К-19 позволял совершать походы в любые точки Земли в скрытном положении, находясь в толще вод Мирового океана.

Технические характеристики атомной подводной лодки «К-19» проекта 658

 

Длина - 114 м;

Ширина - 9,2 м;

Водоизмещение - 5375 тонн;

Судовая силовая установка - два ядерных реактора;

Скорость - 26 узлов;

Глубина погружения - 330 м;

Экипаж - 104 человека;

Автономность - 50 суток;

Вооружение:

Ракетный комплекс Д-2 с тремя ракетами «Р-13»;

Торпедные аппараты 533 мм - 4;

Торпедные аппараты 400 мм - 4

 

«К-19» гордость подводного флота СССР

 

«К-19» была самой первой атомной подводной лодкой способной выпустить ядерную ракету против ничего не подозревающего противника в течение 3-х минут. Она представляла собой сочетание ядерной энергии и ядерного оружия. Советский Союз рассчитывал на ее успех. Лодка «К-19» была техническим чудом и доказывала торжество политики. Она была самым совершенным дополнением ядерного арсенала Хрущева.

В конце 50-х и начале 60-х каждая из мощнейших держав располагавшая ядерным оружием стремилась заполучить преимущество над другой. Советский руководитель Н. С. Хрущев хвастался своим превосходством. Советскому лидеру очень нравилось играть с ядерным оружием в международной политической игре, делая крупные ставки, и лодка «К-19» была одним из козырей. Хрущев решил превратить военно-морской флот целиком в подводный флот. По его мнению, большие надводные корабли это пережиток прошлого.

Самая смертоносная советская подводная лодка «К-19» находилась под командованием капитана 2 ранга Николая Затеева. В 33 года, Затеев быстро сделал карьеру в советском военно-морском флоте. Он был самым лучшим, кому можно было доверить «К-19» в море. Под его командованием находилась команда из 139 человек. Большинству исполнилось только 20 лет. Средний возраст офицеров 26 лет. Эти люди были элитой советского подводного флота и пионерами атомных подводных лодок.

Затеев со своим экипажем являлся «первопроходцем» на пути новой формы подводной войны. До атомной эры подводные лодки приводились в движение дизель-электрическими двигателями. Они могли находиться под водой лишь ограниченное время, так как приходилось всплывать, чтобы пополнить запасы воздуха и зарядить аккумуляторные батареи. В середине 50-х годов ядерная энергия изменила подводную лодку, давая возможность, находится под водой неограниченное время. Первой атомной подводной лодки в США была субмарина под названием «Наутилус». Потом началась гонка. СССР создал свою первую атомную подводную лодку «Ленинский Комсомол» в 1958 году.

Лодка «К-19» была спущена на воду 11 октября 1959 года. Она была значительно быстрее и в два раза в скорости превосходила дизельные подводные лодки. В надводном положении она могла идти 26 узлов.

Подводная лодка «К-19» была гордостью советского подводного флота. Внутри ее размещалось два ядерных реактора, обеспечивающие колоссальной энергией паротурбинный двигатель подлодки. Для Советского Союза «К-19» была секретным техническим достижениям. С момента закладки атомной подводной лодки, пуска в строй и первого задания прошло всего два года. Ни у конструкторов бюро, ни у конструкторов на заводе не было соответствующего опыта.

Атомные подводные лодки были подвижны и бесшумны. Ракеты с них могли быть запущены с любого океана, в любое время и совершенно не заметно для противника. Лодка «К-19» была создана с целью нахождения у берегов США в ожидании приказа на нанесение удара. Она была вооружена по последнему слову советской ракетной технике: три ракеты «Р-13» имели дальность действия 600 км, но могла вести огонь лишь в надводном положении.

 

[Sergius_Grey]

Первый боевой поход и авария реактора 3 июля 1961 года глазами главного старшины 2-ой статьи Ивана Петровича Кулакова

 

Отрывок интервью для журнала «Доберман»

"...Началась очередная гонка между Америкой и Советским союзом. Приступили к строительству первой советской атомной подводной лодки, несущей три баллистические ракеты Р-13, оснащенные 1,4-мегатонными боеголовками. Работали круглосуточно, без выходных. Строили К-19 почти 3000 человек, в том числе и моряки. Для нас это было хорошей возможностью изучить лодку всю до каждого винтика. В эксплуатацию АПЛ К-19 была принята в 1960 году.

- Когда лодка отправилась на учения в Северную Атлантику, что-нибудь предвещало трагедию?

Испокон веков существует традиция при спуске корабля на воду, разбивать о его винты бутылку с крепким содержимым внутри. Когда на воду спускали АПЛ К-19, брошенная к винтам бутылка шампанского скользнула по борту и не разбилась. Это было плохим предзнаменованием, если верить в приметы. Но мы, атеисты, воспитанные советским временем, не придали этому никакого значения...

- Каков распорядок дня на подводной лодке?

На лодке расписано все до минуты:

4 часа – вахта;

4 часа – бодрствование (отрабатываем тушение пожара, поступление воды, заклинку рулей и др.);

4 часа – отдых;

4 часа – опять вахта.

Что там наверху происходит, как там – не ощущаешь этого. Под водой же ничего не видно, не слышно. Сутки разбиты на 4 части по 4 часа. Сидишь в ограниченном пространстве и выполняешь необходимые задания. Вот и весь твой день. Лодку мы знали от и до. Без света, вслепую могли устранить любую неполадку. Коллектив у нас собрался сплоченный, по-другому и не должно быть. Мы же здесь «один за всех и все за одного!». Конфликтных людей выявляли еще на суше и от службы на нашей АПЛ отстраняли.

Вот в американском фильме «К-19. Оставляющая вдов» с Харрисом Фордом показан момент, когда один моряк отказывается идти устранять неполадку в аварийном отсеке. Не было такого! Ни у кого не могло даже мысли возникнуть отказаться исполнять свои обязательства.

- В котором часу примерно Вам сообщили о неполадках в ядерном отсеке и как это было?

Мы проходили учения «Полярный круг» в Датском проливе. На обратном пути, когда шли уже домой, нам оставалось выполнить последнее задание. Задание было следующим: К-19 изображало американскую атомную подводную лодку, которую наши советские лодки должны были обнаружить.

Цель К-19 – пройти мимо них незамеченной, зайти в Ледовитый океан, замереть под кромкой льда, потом всплыть и произвести залп по территории нашего государства, на Камчатку. Мы прошли Датский пролив, вышли в Норвежское море… Тогда-то все и произошло.

Было 4 июля 1961. В 4.00 мы приняли вахту. Каждый боевой пост доложил: «Боевой пост принял. Замечаний нет», каждый отсек доложил: «Такой-то отсек осмотрен. Замечаний нет. На вахту заступили». Среди принявших вахту был и я. Ничто  не предвещало трагедии. Все проходило как в обычный рядовой день. На пульте управления реактором тоже заступили на вахту, управленец расписался в журнале и машинально глянул на измеритель давления, после чего громко сообщил: «Тревога! В первом контуре давление ноль!».

Оказалось, перестали работать насосы, обеспечивающие циркуляцию теплоносителя, ушла охлаждающая жидкость и реактор начал плавиться, как самовар или чайник без воды. В аварийном отсеке моментально повысилась радиоактивность и радиационное облако стало расползаться по всей лодке.

Когда К-19 еще стояла на заводе, специалисты предложили соорудить на лодке на всякий случай аварийную систему промывки реактора. Однако завод посчитал это очень дорогой конструкцией, да и времени на ее разработку не было. Мы же торопились, мы же должны были быть первыми!

- Что было предпринято для устранения неполадок?

Экипаж осознавал, что если ничего не сделаем – погибнем. Взорвется реактор. За ним – другой. К тому же мы несли ракету в 1млн. 400тыс. тонн в тротиловом эквиваленте. К сравнению: на Хиросиму была сброшена бомба, если я не ошибаюсь, в размере 20тыс. тонн в тротиловом эквиваленте. Сопоставьте!Еще на борту лодки располагались 2 торпеды с атомными боеголовками и 24 торпеды с обычными боеголовками. Представьте, если бы все это ухнуло! Вероятно, Европа бы не заселилась по сегодняшний день!

Но авария на К-19 могла вызвать и Третьею мировою войну. Взрыв лодки в Атлантике, неподалеку от базы HАТО мог быть истолкован как недружественный акт СССР. Какие могли быть последствия? На Москву и Ленинград полетели бы натовские ракеты. Так что медлить было некогда, и мы приняли решение соорудить собственноручно охладительную систему.

Работали моряки группами, по 2-3 человека. Защитных костюмов не было. Нашлись только химкомплекты и противогазы. Последние все равно приходилось стягивать, т.к. от жары в аварийном отсеке запотевали стекла противогаза, а это мешало работать. Небольшие обязательные навыки сварщика, полученные во время учений на суше, морякам не сильно помогали. Приходилось вдвойне стараться. Температура зашкаливала. Угроза теплового или ядерного взрыва становилась все ближе.

Ребята в реакторном отсеке сгорали заживо. Связаться с берегом нам не удавалось. Повредилась антенна, когда мы ходили на больших глубинах. К-19 оказалась совсем одна в открытом океане, с мальчишками на борту. Идти напрямую к нашей базе мы не могли. Это заняло бы трое суток. За такое время лодка могла превратиться в «Летучего голландца», а весь экипаж – в светящиеся трупы.

Тогда наш командир Н. Затеев принял решение двигаться обратно на Юг, к берегам Норвегии, где во время учения нас должны были обнаружить свои лодки. С помощью слабомощного передатчика мы подавали позывные. Международный SOS, конечно, нам нельзя было передавать – все же засекречено. Передавали позывные, понятные только нашим суднам. Благодаря ребятам, работавшим в ядерном отсеке, система охлаждения сработала и температура начала падать. Все вздохнули с облегчением. Но как оказалось ненадолго.

- Почему Вам пришлось спускаться в зону повышенного облучения? Что случилось с автоматическими клапанами?

Беда не приходит одна. В 15 часов произошел еще один удар: отказали автоматические клапаны для откачки воды и пара. Температура опять начала подниматься и вновь возникла угроза взрыва. Старший помощник командира В. Енин, Л. Березов и Я вызвались устранять неполадку. Помню, было очень жарко. Брел по щиколотку в радиационной воде. Спускаться в зону повышенного облучения пришлось дважды – заело еще один клапан откачки воды. Потом очень тошнило и появилось чувство усталости. Все остальное для меня как в тумане. Командир велел всем выйти на верхнюю палубу. Там ветер, казалось, немного сдувает радиацию. Нам разрешили выпить по 100 гр. *** – считалось, что это каким-то образом уменьшит радиацию в организме человека.

- Когда же пришла помощь?

В Москве уже заволновались, ведь К-19 в назначенное время не вышла на связь. Там думали, что мы сбежали к американцам. Но вскоре, нас нашли наши дизельные лодки, и нам удалось связаться с «Большой землей». Командир дал телеграмму: «Что делать дальше? Экипаж облучается!». Ответа не последовало. Запросили второй раз. Пришел ответ: «Пейте больше соков и ешьте апельсины». Наш командир, как говорится, выругался по-русски, мол, мы, что в Африке? Где нам взять апельсины и соки? Наши продовольственные запасы и так  на исходе. Москва молчит, штаб молчит. Никаких указаний не поступает, а ребята облучаются. Тогда капитан принимает решение пересадить весь экипаж К-19 на прибывшие дизельные лодки. АПЛ К-19 загерметизировали, и чтобы она не досталась американцам, вокруг нее оставили дежурить дизельную лодку. В случае приближения чужого судна было принято решение его торпедировать.

- Как полученная доза радиации сказалась на Вашем здоровье?

Первая группа ребят, которая отправилась сооружать самодельную нештатную систему расхолаживающей активной зоны, получила, конечно, смертельные дозы облучения – до 6000 рентген. Я получил меньше – 700 рентгенов. Меня доставили в Ленинград, в Военно-медицинскую академию, где я потихоньку умирал. У меня резко подскочила температура под 40 ?С, начался интенсивный распад крови – кровь перестала сворачиваться. Выпали волосы, ослеп. Во рту все было обожжено, кормили через зонд. Каждый день мне переливали кровь. Однако это не помогало. Я уже двумя ногами стоял на том свете, когда врачи приняли решение сделать мне пересадку косного мозга. Боялся, думал не вынесу. Однако мне повезло, операция прошла удачно и я пошел на поправку.

- Как на происшедшее отреагировало советское правительство?

Вначале нас хотели представить к званию Героя Советского Союза. Однако награждение так и не состоялось. Никита Сергеевич Хрущев сказал: «За аварии мы не награждаем». Этим все было сказано. После случившегося мы подписались документ о не разглашении тайны и замолчали… Как оказалось, надолго.

Только благодаря американскому фильму «К-19. Оставляющая вдов» завеса тайны приоткрылась. Восемь подводников, которые устраняли неисправность в аварийном отсеке, умерли через несколько дней после госпитализации. Похоронили их тайно, ничего не сообщив родным и близким. В 90-х годах один из сослуживцев совершенно случайно обнаружил могилы погибших героев.

Мне же дали II-ю степень инвалидности и поставили диагноз – «астеновегетативный синдром». Т.е. грубо говоря, для всех теперь я сумасшедший. Видимо, это еще один способ перестраховаться на случай, если кто-то разгласит тайну. С таким синдромом ему уж точно не поверят.

Эта запись в медицинской карточке повлияла и на мою профессиональную деятельность. Не получалось устроиться на работу. Когда-то нам обещали: «Родина вас не забудет и вы не будите ни в чем нуждаться». А родина забыла. У меня не было никакого выхода и я написал письмо начальнику политотдела Кузьминчуку. Примерный текст такой: «Подскажите, что делать? Пенсия – 28 рублей. Грабить я не могу, подаяния просить не умею. Как жить?»

Мне помогли. Изменили диагноз в медицинской карте и я снова вернулся на флот. В море, правда, больше не выходил, стал начальником тренажера по подготовке подводников. Спустя несколько лет я женился.

...

- О чем Вы сегодня  мечтаете?

На мой жизненный путь, к сожалению, выпало сложное испытание. Мне было 22, когда с АПЛ К-19 случилась трагедия. Этот день стал точкой отсчета моей борьбы со смертью и недугами. Теперь ценю лишь одно – здоровье. Поэтому мечтаю сегодня попасть в хорошую клинику и полностью обследоваться. Пока мне этого не удается… Слишком много несправедливости было в моей жизни, но до сих пор не могу к этому привыкнуть.

- Если бы жизнь начать сначала, Вы бы стали моряком?

Да."

Иван Петрович Кулаков ушел из жизни в ночь с 9-го на 10-е марта 2008 года.

 

[Sergius_Grey]

Роковое утро 24 февраля 1972 года

 

Подводная лодка К-19 (в/ч 60207-А) под командованием командира 2-го экипажа капитана 2-го ранга Виктора Павловича Кулибаба, возвращалась на базу после боевого патрулирования в Северной Атлантике (автономка, по морской терминологии). Поход должен был продолжаться 45 дней. До прибытия на базу остается всего 10 дней . Лодка движется северо-восточнее Ньюфаундленда, на глубине 120 м. На вахте стоит третья смена, первые две спят (во время плавания на этих широтах общий подъем дается в 11 часов, примерно за час до рассвета), кок готовит завтрак, поэтому матрос запускает фильтр ФМТ — надо «освежить» воздух.

Отрывок из документального очерка Н. Черкашина "Из бездны взываем"

"...Утро 24 февраля 1972 года началось на «К-19» как утро обычного ходового дня, Возвращались домой из Атлантики на Север. Курс норд. Слева по борту — Америка, справа — Бискайский залив, в двухстах метрах над головой — волны зимнего шторма, под килем — трехкилометровые глубины с острыми пиками подводных хребтов.

Шли домой с боевой службы, с ракетной позиции, нарезанной по плану учений в Северной Атлантике.

10 часов 30 минут. До пожара еще пять минут... На вахте стояла третья боевая смена. Первая отсыпалась, вторая — готовилась к обеду. В эти последние минуты что бы ни делал каждый, любой пустяк лодочной жизни обретал смысл либо роковой случайности, либо счастливого шанса. Всем им, разбросанным по десяти отсекам, уже выносились приговоры — кому жить, кому сгореть, кому задохнуться, кому умереть в долгих муках. Как будто на атомном ракетоносце работала незримо, негласно некая выездная сессия Страшного Суда.

Вдруг жизненно важным для всех восьми офицеров, обитателей общей каюты в Восьмом отсеке, оказалось то, что старший лейтенант Евгений Медведев не уснул, как соседи, а читал, верный своей книгочейской страсти, роман Пикуля. Именно он услышит сигнал тревоги, почти не проникавший в глухой закут восьмиместки, разбудит товарищей, и те успеют надеть дыхательные аппараты, прежде чем ядовитый дым подступит к горлу.

Вдруг обмен койками лейтенанта Хрычикова и капитан-лейтенанта Полякова станет самым главным обменом в их жизни: черный жребий смерти выпадет тому, кто останется в момент тревоги в Восьмом отсеке.

И роковым для всех обернется обычная лотерея с назначением на вахты. В час беды и в миг ее начала на вахте в Девятом стоял матрос Кабак. Тот, кто придумал этот жуткий сценарий, обладал мрачным чувством юмора.

Девятый отсек.

В Девятом, предпоследнем к корме, отсеке помимо всего прочего — камбуз. В то утро кок жарил оладьи, и на соблазнительный запах вылез из отсечного трюма вахтенный матрос Кабак. Пока шли сложные переговоры с коком, Кабак предлагал себя в качестве дегустатора готовой продукции, в трюме наконец прорвало злополучную микротрещину, и трубопровод лопнул. Масло, вырвавшееся из свинца под давлением, попало на фильтр очистки воздуха в отсеке, в котором рабочая температура элемента (ускорителя химической реакции) была выше 120oC.

Вот тут и заплясало пламя, повалил дым. Его еще можно было потушить, накинув одеяло, пустив из ВПЛа пенную струю... Заметь Кабак сразу, в первую же минуту, этот выброс... Но, должно быть, дым подгоревших оладий помешал сразу уловить запах гари. А когда уловил и стал докладывать вахтенному офицеру, тот, который за автономку не раз и не два получал доклады о самых разных источниках дыма, не поря паники, хладнокровно посоветовал разбудить старшину отсека Васильеве и выяснить, откуда дымит и что. Кабак растолкал главстаршину, который досматривал последний сон в своей жизни, и уж Васильев-то, сиганув в трюм, и принял на себя огнеметный форс пламенной струи, за эти считанные минуты, которые прошли от доклада Кабака в ЦП и до прыжка Васильева в трюм, огнем выплавило фторопластовые прокладки в трубопроводах воздуха высокого давления, и ппамя, раздутое струей в двести атмосфер, загудело яростным ураганом...

Каждому из оставшимся в живых авария виделась по-своему: а зависимости от того, в каком отсеке он встретил беду. Мы же увидим эти отпылавшие события глазами командира Первого (носового) отсека, старшего минера «К-19» капитан-лейтенанта Валентина Заварина. Он первый, кто попытался воссоздать хронику того страшного дня. Главным же консультантом в его кропотливой работе, судьей, оценивающим деяния и поступки каждого в жестоком испытании, станет человек столь прямой и бескомпромиссный, сколь и самоотверженный, офицер, еще до похода попытавшийся обратить внимание начальства на опасные прорухи головоломной машинерии атомного ракетоносца (начальство, «выпихивавшее» «К-19» в море, сумело не услышать его), инженер-механик (командир БЧ-5) капитан 2 ранга Рудольф Миняев.

Первый отсек

О том, что происходило в корме, из Первого отсека можно было судить только по стрелке одного прибора — манометра станции ВПЛ. Стрелка все время клонилась к нулю, а это значило, что давление в системе падало, поскольку она непрерывно работала, выбрасывая пенную струю в очаг пожара. Если бы пожар был потушен, то систему в Девятом перекрыли бы, и стрелка остановилась где-нибудь выше. Но она неумолимо сползала к нулю. Пусто. Пены нет. Все израсходовано. Потушили?

Заварин: «Пожар страшен. Но страшней бездействие при пожаре. Там, далеко за стальными переборками, — огонь, от которого отступать некуда. Быстро спустились в трюм старшина отсека мичман Межевич. трюмный и я — командир Первого отсека. Спустились для перезарядки носовой системы пожаротушения. Я водил пальцем по строчкам инструкции, выбитой на латунном листе, и смотрел на манометр. А давление все падало и падало. Кто-то расходовал ВПЛ — пенную жидкость системы пожаротушения. Затем мы перезарядили систему, но давление снова падало.

Прошло много лет, но это чувство досады и сострадания запомнилось навсегда. Когда в очередной раз мы перезарядили систему последними остатками пенообразующего раствора, поняли, что кому-то там, в очаге пожара, помочь уже больше не сможем...

Запросили Десятый отсек. Там ребята тоже израсходовали весь запас ВПЛ. Сколько же этой пены мы залили в очаг пожара! Неужели так и не перекрыли шланг пожаротушения? Неужели не хватило пены? Неужели уже некому было перекрывать кран системы ВПЛ?

Потом, спустя много времени, когда подводную лодку на буксире провели в Североморск, мы узнали, что старшина Девятого отсека Васильев принял огонь на себя. Он успел размотать шланг пожаротушения и направить струю в огонь пожара, Его нашли в трюме — там, где сноп огня из трубопровода гидравлики прожег трубопровод ВВД (воздуха высокого давления)."

Ни Кулибаба, ни Миняев, никто из тех, кто находился в Центральном посту, еще не представлял толком, что именно случилось в Девятом. На пультах Центрального не было приборов, которые бы показывали, во сколько крат подскочили температура и давление в аварийном отсеке. Все надеялись, что беду удалось отсечь, наглухо задраив стальные переборки, что пожар затихнет сам собой, как предсказывали все инструкции, ибо самый надежный способ тушения пожара на подлодках есть «метод герметизации отсека».

Восьмой отсек

Восьмой отсек — электротехнический. Здесь находятся жизненно важные механизмы, без которых невозможно остановить реактор и начать его расхолаживание.

Командир отсека, он же и командир электротехнического дивизиона, — инженер-капитан-лейтенант Лев Цыганков. Как и многие в момент аварии, он отдыхал в своей каюте. С первыми же звонками аварийной тревоги был на ногах. Выбираясь из тесной двери, слышал, как резко лязгнула переборочная дверь, и в клубах дыма отчаянно матерясь, перескочили в отсек несколько человек. Это были матросы из Девятого, которые успели спастись прежде, чем все отсеки на «К-19» наглухо замкнут свои двери. Среди перебежавших был и матрос Кабак...

Еще не отзвучали пронзительные рвущие душу трели, как барабанные перепонки больно хрустнули от скачка давления! Это напор горячих газов прорвался из надутого баллонами ВВД Девятого отсека. В Восьмой ударили черные струи дыма и угарного газа. Цыганков сразу понял, что в Восьмом долго не продержаться.

— Центральный, — крикнул он в микрофон межотсечной. связи. — Прошу разрешения убрать лишних людей из отсека.

— Добро! — крикнули ему из Центрального.

Он велел немедленно перебираться в Седьмой погорельцам из Девятого. Вслед за ними перескочили и лейтенанты-управленцы Сальников и Лешнев. Они тоже не нужны были Цыганкову а борьбе с прорвавшимися газами. Он оставил с собой лишь старшину Восьмого отсека мичмана Николаенко да несколько электриков, без которых невозможно было обеспечить всплытие...

Много позже летописец экипажа Заварин писал о нем так:

«О чем думал Цыганков в те несколько минут, которые судьба отвела ему на самое главное в жизни? О своей маленькой дочери Вике? Подумать о себе времени не было, потому что в той обстановке от его действий зависит судьбе корабля, жизнь экипажа. Они обязаны обеспечить работу главных механизмов, иначе пучина океана навсегда может поглотить корабль.

Сквозь дым едва различимы шкалы приборов, горло раздирает кашель... Надо включаться в аппарат...

Цыганков переключает сам работу агрегатов от аварийных источников питания, выключает второстепенные потребители. Кружится голова. Израсходованы все средства пожаротушения.

Он один у щитов управления. Оборвалась связь. Погас свет».

Седьмой отсек

Смерть рвалась из отсека в отсек, пронзая броню задраенных переборок. Собрав обильную жатву в Девятом, пополнив ее в Восьмом жизнями Цыганкова, Николаенко и нескольких электриков, она, шипя угарным газом, просачивалась в Седьмой — турбинный — отсек.

Старшим здесь был инженер-лейтенант Вячеслав Хрычиков, родом из города Людиново Калужской области.

По свидетельству Заварина, все было так:

«В Седьмом не сразу поняли, что в отсек проник невидимый убийца — угарный газ. Они не сразу бросились к дыхательным аппаратам. Надеялись, глядя на глубомер: стрелка его отсчитывала последние десятки метров, которые оставались до поверхности океана. Еще несколько минут и — в отсеки ворвется свежий воздух.

У маневрового штурвала, регулирующего обороты турбин, стоял старшина 1-й статьи Казимир Марач. Он успел натянуть маску изолирующего противогаза (ИП-46), но... пал жертвой собственной добросовестности. У него запотели стекла маски, и он не мог разглядеть показания тахометра (счетчика оборотов). Парень сорвал шлем-маску, протер стекла. За это время, может, всего-то два раза дыхнул. А этого уже было достаточно... На него потом маску натянули, а уже все... сердце не билось...

...Маневровый штурвал у Казимира Марача перехватил Саша Заковинько.

Еще держался на ногах старшина отсека Горохов. Он сразу включился в аппарат ИП-46, но как следует раздышать его, очевидно, не смог. Ребята держали обороты сколько могли, сколько позволяло сознание, погас свет. Заковинько чувствовал, что остался один. Аварийный фонарик уже не пробивал плотную завесу дыма, и едва различались показания приборов. Остановили холодильную машину, и в отсеке начала нестерпимо повышаться температура. Дышать было трудно, пот заливал глаза и стекла маски, слюна мерзко хлюпала под дыхательным клапаном... »

Из Седьмого отсека их вытащили всех.

Только слишком поздно. В сознание привели лишь двоих: Сашу Заковинько и Горохова. Но Горохов уже был в тяжелейшем состоянии. Он никого не узнавал. Только курил и ругался. Его потом сняли первым же вертолетом и на эсминце отправили на Большую Землю.

Лейтенанта Хрычикова и старшину Марача похоронили в Атлантическом океане. Это было 8 марта 1972 года. Координаты места их погребения:

Широта — 51o 21' сев.

Долгота — 28o 54' 03" зап.

«К-19» медленно всплывала... Каждый метр этого томительного пути из глубины к поверхности океана был оплачен чьей-то жизнью...

Пульт управления ГУЭ (главный энергетической установки, проще говоря, реактора) — это отсек в отсеке. В глухой стальной капсуле, начиненной приборами — датчиками любой информации о том, что происходит в недрах ядерного котла и всех его системах, несут свои вахты офицеры-управленцы.

Когда поступил приказ покинуть загазованный Шестой отсек, командир дивизиона инженер-капитан-лейтенант Милованов велел всем покинуть помещение Пульта, оставив при себе лишь одного помощника — старшего лейтенанта Сергея Ярчука.

Заварин: «Пульт управления ГЭУ теоретически должен быть герметичен. Но когда в кормовых отсеках поднялось давление, понятие о герметичности оказалось эфемерным. Включались в аппараты. Ярчук начал задыхаться, сорвал маску.

Ярчук умирал на глазах своего командира. А командир был занят атомным реактором корабля. За герметичной дверью пульта были задымленные отсеки, умирающий Цыганков, электрики, оставшиеся в аварийном отсеке.

Только в романах командир на поле боя бросает пулемет и склоняется над раненым товарищем. Если бы Милованов бросил пульт и попытался вынести Ярчука (только куда?), трагедия бы приобрела свой апокалипсический ядерный исход».

Миняев: «... о Милованове. Ведь не каждый смог бы так — двумя руками — одновременно управлять двумя реакторами в аварийной ситуации. А потом еще по пути привести все в исходное состояние. Я помню, как он с кровавой пеной, в полубессознании приполз в Центральный пост».

Тогда еще не знали этого страшного слова — «Чернобыль». Оно возникнет спустя семнадцать лет, когда специалисты злосчастной АЭС не смогут выполнить свой долг так, как выполнили его парни с «К-19».

Центральный пост

...И все-таки они всплыли. Всплыли, как положено всплывать по инструкции: прослушав поверхность океана над головой, дабы не попасть под киль проходящего судна. На все про все ушло 24 минуты.

Потом командиру многие, а том числе и инженер-механик, будут пенять на это затяжное всплытие. «Надо было выскакивать по-аварийному, — горячились коллеги Кулибабы. — Меньше было б трупов в отсеках».

По-аварийному — значит продувать балластные цистерны на тех глубинах, когда давление воздуха в бортовых баллонах едва-едва позволяет начать продувание. При этом расходуется большая часть сжатого воздуха. На «К-19» система ВВД и без того уже была повреждена пожаром в Девятом. А сжатый воздух, как увидим дальше, сэкономленный на аварийном всплытии, спасет других.

Во всяком случае, Государственная комиссия не поставит в вину командиру то, что он не стал всплывать аварийно.

...Но всплыли. И сразу же лодку повалило на борт, потом всех швырнуло на другой — всплыли в Шторм. В зимний по-бискайски жестокий шторм.

Заварин: «Мы вытаскивали людей из задымленных отсеков в Центральный пост, под трап рубочного люка. Наверху наш офицер Виктор Воробьев с веревкой в руках один поднимал по колодцу вертикального трапе безжизненное тело. Наверное, кроме него, это так быстро и так осторожно сделать бы никто не смог.

Мы снова ушли в кормовые отсеки выносить моряков. Через Пятый отсек людей протаскивали с трудом. Там и в обычной-то обстановке проходишь, как на аттракционе, а в тяжеленном аппарате с человеком без сознания на плечах одному пройти немыслимо. Полумертвые люди были податливы, и неуклюжи, и тяжелее своего веса. Было страшно жарко, я задыхался в резиновой маске. Потом Володя Бекетов— мичман, старшина Четвертого отсека — менял мне аппарат. Он даже умудрился подключить манометр и проверить давление в баллонах.

В какой-то момент я не смог то ли сам перелезть через комингс переборочной двери, то ли кого-то перетащить... Я на что-то откинулся на одну минуту передохнуть, может быть, просто лег на палубу. Очнулся, когда меня тащили. Маска аппарата давила, и сквозь запотевшие стекла ничего не было видно. То, что я не терял сознания, я хорошо помню по тому отвращению, какое испытал, оказавшись в луже блевотины под рубочным люком. С меня стащили маску, аппарат, пропустили где-то за спиной и под мышками трос и стали поднимать наверх.

Из ада я попал на небеса. Я видел дневной свет и дышал морским воздухом! Я слышал, как Нечаев (капитан 1 ранга Виктор Михайлович Нечаев был старшим на борту «К-19» офицером. — Н. Ч.) велел то ли найти, то ли привести в чувство доктора Пискунова. Над кем-то он склонился, мимоходом кого-то обругал, искал *** или велел принести *** и просил найти доктора... Все мутилось перед моими глазами.

Лейтенанта медслужбы Мишу Пискунова привели в чувство в Центральном с помощью доброй порции нашатырного *** и чистого кислорода. Потом подняли наверх...

Нечаев тряс его за плечи.

— Миша, надо людей спасать! Миша, ты меня слышишь?!

На доктора вылили ведро воды, после чего он начал приходить в себя и отдавать приказания. Вызвал старшину Четвертого отсека Бекетова и объяснил, что надо принести из лазарета.

На палубе в ограждении рубки лежало человек двадцать. Пискунов показал, как делать искусственное дыхание рот в рот, как надо переворачивать человека в бессознательном состоянии, чтобы он не задохнулся собственной рвотой...

Все было сделано с такой энергией, с такой быстротой и напором, какие ни один из нас не мог себе и представить.

Впоследствии Пискунов рассказывал: «Порой я приходил в отчаяние. Но я знал: покажи хоть на секунду свою беспомощность — и тогда вы все станете трижды беспомощными...»

Не досчитались двадцати восьми человек. Из них двое скончались уже наверху. Так и не откачали... Не ясна была и судьба тех двенадцати моряков, что были отрезаны пожаром в самом последнем — кормовом — Десятом отсеке.. Сначала с ними поддерживали связь по телефону из Первого, Заварину отвечал из Десятого мичман Бортов. Он сообщил, что все ребята лежат на койках, чтобы как можно меньше двигаться и делать вдохов, что все дышат через мокрые полотенца и простыни. Он жаловался, что раскалывается от боли голова... Потом связь оборвалась.

Неужели к двадцати восьми несчастным надо прибавлять еще двенадцать трупов?

Сорок погибших? Это треть экипажа...

Десятый отсек

В корме, в самом последнем — Десятом — отсеке оставались двенадцать человек, отрезанных от экипажа, от всего мира анфиладой задымленных, заваленных трупами отсеков. Телефонная связь с ними оборвалась на вторые сутки. На пятые — их всех причислили к лику «погибших при исполнении...». А они жили и на пятые, и на десятые, и на двадцатые сутки своего немыслимого испытания — в отравленном воздухе, без еды, в кромешной тьме и сыром холоде железа, в промерзшем зимнем океане; жили в полном неведении о том, что происходит на корабле и что станется с ними в следующую минуту.

Вообразим себе стальную капсулу, разделенную на три яруса, густо переплетенных трубопроводами, кабельными трассами, загроможденных агрегатами и механизмами. Это и есть жилой торпедный отсек в корме «К-19». На самом верхнем этаже — две тесные каюты-шестиместки, торпедные аппараты и торпеды, уложенные вдоль бортов на стеллажи. Под ними — палуба вспомогательных механизмов и трюм, Дышат в Десятом тем немногим воздухом, что не успела вытеснить плотная корабельная машинерия. Войти сюда и выйти отсюда можно лишь через круглый лаз в глухой сферической переборке (перегородке), разделяющей Десятый и Девятый отсеки. Лаз перекрывается литой круглой дверью весом в полтонны, которая задраивается кремальерным запором. Вот это и есть Десятый отсек...

Из отростков вентиляционной магистрали хлестал черный от дыма угарный газ. Его гнало из смежного, горящего отсека. На двенадцать человек — только шесть спасительных масок (четыре ИС-П-60 — разновидность акваланга и два ИПа — изолирующих противогаза). Спасательных средств В Десятом отсеке было ровно столько, сколько предусматривалось здесь моряков по боевой тревоге. Шестеро были «лишними». Они не успели перебежать на свои посты через горящий Девятый и теперь со смертным ужасом взирали на эти черные ядовитые струи...

Первым бросился к клинкету (запорному механизму) вентиляции капитан-лейтенант Борис Поляков. Закрутил маховик с такой силой, что сорвал его со штока. Дымные струи иссякли... Смерть первая, самая скорая, самая верная, отступила.

Люди накопили вековой опыт выживания в пустыне и тайге, горах и тундре, на необитаемых островах, наконец, на плотике посреди океана. Но уметь выживать в железных джунглях машинерии, в ее магнитных, радиационных, электрических полях, в ее бессолнечном свете, дозированно-фильтрованном воздухе, к тому же химического происхождения, в ее тесном замкнутом узилище, в тех щелях, просветах и выгородках между жизнеопасных агрегатов — это удел подводника.

Три года назад Борис Поляков был командиром этого отсека. Он обязан был знать все три яруса его хитроумной машинерии досконально.

К вечеру — часам к двадцати — дышать уже было нечем. Регенерации, насыщавшей воздух химическим кислородом, в отсеке не было. Голодная кровь стучала в ***, гнала холодный липкий пот... Плафоны уже давно погасли. Аварийные фонари едва тлели, садились аккумуляторы...

Воздуха! Хотя бы глоток...

Глоток он нашел. Спустился в трюм, едва удерживаясь на перекладинах трапа, и стравил из патрубков-«гусаков» дифферентной цистерны скопившийся там воздух. Грязный, масляный, набитый компрессором без каких-либо фильтров, он все же пошел. Под его шипение Полякова и осенило, что если открыть кингстон глубиномера, то возникнет пусть слабый, но все же проток, продых... Догадка стоила жизни им всем. Надо было только сообщить в Центральный, чтобы поддули в дифферентную магистраль...

«Каштан» — межотсечная громила — не работал. Его замкнуло при пожаре. Поляков с замиранием сердца вынул из зажимов увесистую трубку корабельного телефона. Этот древний слаботочный аппарат, питавшийся от ручного магнето, как и его прародитель — полевой телефон времен первой мировой, — работал безотказно. Связь удалось установить с Первым отсеком.

И воздух пошел!

Призрак смерти от удушья уступил место своей младшей сестре — гибели от жажды. В Десятом не было воды. Ни глотка. Пить хотелось, несмотря на то что все дрожали от холода. Пожар в Девятом заглох, притаился до первой порции свежего воздуха. Переборка была теплой, и все отогревались на ней. Ведь одеты были в «репс» — легкие лодочные куртки и брюки. В отсеке же стояла «глубокая осень»: воздух остыл до температуры забортной воды +4 градуса. Но не одежда сейчас тревожила Полякова. По самым скромным прикидкам, буксировка в базу, на Север, должна была замять месяца полтора. Только в базе их могли извлечь из западни Десятого. Сорок пять суток без воды?

Лет десять назад все они были наслышаны о сорокадевятидневном дрейфе в океане сорванной штормом баржи с четырьмя солдатами — Зиганшиным, Крючковым, Поплавским, Федотовым. Та сенсация облетела мир: полтора месяца без еды, съели кожаные меха гармони и голенища сапог... Теперь нечто подобное выпало и им. Разве что в гораздо худшем варианте — в кромешной темноте, в грязном воздухе, в промозглом холоде. И главное — без воды.

Пробовали собирать тряпкой конденсат — напотевшую на подволоке влагу, тряпку выжимали в миску. Но многочасовой труд не увенчался и добрым глотком грязноватой вонючей воды.

И снова все упования устремились к Полякову. Ты — командир, ты добыл воздух, добудь и воду.

И он добыл воду. Добыл, потому что знал эти стальные джунгли, как никто другой.

Там, в расходной цистерне, должен был оставаться «мертвый запаса воды, скапливающийся ниже фланца сливного трубопровода. Что, если разбить водомерное стекло и *** через трубку... Это было еще одно гениальное озарение.

Теперь, когда была утолена первая жажда, подступил голод. Есть хотелось в холоде мучительно...

По иронии судьбы среди пленников Десятого отсека оказался и начальник интендантской службы мичман Мостовой Иван Иванович, известный на лодке «прижим». При нем были ключи от «сухой провизионки», открыв которую, обнаружили коробки с макаронами и пачки поваренной соли. Макароны грызли всухую. Соль тоже пригодилась. На третьи-четвертые сутки у многих в холодной сырости заложило дыхание, воспалились глотки... Поляков вспомнил народное средство: ложка соли на кружку воды и полоскать. Помогло!

Остров смерти

Всего лишь за каких-то полчаса грознейшая атомарина превратилась в островок-поплавок, беспомощно ныряющий среди океанских валов.

Без хода, без электричества, без света в отсеках, без тепла и дальней радиосвязи «К-19» мало чем отличалась от стального понтона, ставшего игрушкой волн. Можно было бы подыскать немало других, куда мрачных определений — «плавучий морг», «блуждающая ядерная мина», «Хиросима», — но все это после того, что сначала она, чудом всплывшая субмарина, была островком, на котором спасались и выживали сто с лишним моряцких душ. Многим из них нужна была срочная специализированная медицинская помощь.

...Первым к ним подошел «американец» — корабль береговой охраны США.

3аварин: «Мне от такого «спасателя» стало как-то не по себе. Ведь у меня в аппаратах секретные торпеды, за которые я отвечаю головой. Образ врага в сознании был воспитан стойко. На всякий случай доложил Нечаеву, что в принципе могу выстрелить из аппарата на затопление (с закрытыми запирающими клапанами) две торпеды новой конструкции. Нечаеву хватило здравого смысла принять мое сообщение в качестве шутки и посоветовать лучше выстрелить ими в боевом варианте...

«Американец» предложил помощь. Мы на международном морском жаргоне с примесью русского диалекта от его помощи отказались. На корабле была вертолетная палуба и ангар. Створки ангара были чуть приоткрыты, но вытаскивать вертолет американцы не стали — нелетная погода, нелетное море.

На вторые сутки к нам подошел сухогруз «Ангарлес».

К этому времени шторм разыгрался не на шутку. Волны перекатывались через надстройку и порой захлестывали нашу высокую рубку. С сухогруза спустили спасательный катер, передали нам трос-проводник. Мы отвалили носовые горизонтальные рули и пытались за них завести буксирный конец. Смыло за борт мичмана Красникова, потом Бекетова. Но, слава Богу, ребят вытащили. Моряки с «Ангарлеса» предпринимали отчаянные попытки помочь нам. Но ведь к лодке и приблизиться было опасно: штормовые волны швыряли нас словно щепку. Когда стало ясно, что дальнейшие попытки завести буксирный конец бесполезны, «Ангарлес» отошел и начал удерживаться с наветренной стороны, чтобы хоть как-то прикрыть нас от штормовой волны.

Вскоре к нам подошел большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Дрозд». В штормовом океане его мачты порой терялись за гребнями волн. На «Дрозде» был вертолет... Но нечего было и думать, чтобы он взлетел в такой шторм.

Когда над нами все же появилась винтокрылая машина, мы не поверили своим глазам.

Вертолет завис совсем низко, и из кабины быстро спустили трос с грузом. Мы отстегивали карабины и принимали аппараты, продукты, бидон с горячим кофе, теплую одежду, аварийные фонари — все, что нам так было нужно для работ по обеспечению живучести лодки, для работ на надстройке с буксирными концами. Вертолет прилетел к нам еще и еще, и мы уже не чувствовали той безысходности, которая пробивалась в душе каждого».

В десятом отсеке

Поляков: «До восьмого марта вел календарь в уме. Потом сбился... Ураган буйствовал пять дней. Но, когда приутих, легче не стало... В Центральном на пятые сутки нас похоронили. Но адмирал Касатонов, руководитель спасательной операции, приказал числить нас в живых до самого последнего дня. Конечно, мы ничего о том не знали и сообщить о себе никак не могли, но чувствовали, что воздух через дифферентовочную цистерну мало-помалу идет...

Только 18 марта, когда океан застыл в штиле и удалось наконец перекинуть на лодку электрокабель, мы услышали гул вентиляции, а потом долгожданный стук из Девятого. По азбуке перестукивания нас предупредили, чтобы мы выходили с закрытыми глазами. Иначе могли ослепнуть от непривычного яркого света. Потом взломали ломиками замок нашего люка».

Это случилось на двадцать третьи сутки их чудовищной робинзонады. К тому времени на ногах держались лишь двое: капитан-лейтенант Поляков и еще один моряк. Остальных выносили на руках.

...После той кошмарной автономки в Десятом трудно представить себе человека, который бы снова захотел влезть в теснину лодочного чрева. А Поляков... Он так и не ушел с подводного флота. Более того, искушал судьбу как никто, испытывая глубоководные обитаемые аппараты. Фортуну тронула его храбрость, и она даровала ему мирную жизнь в тихой и благостной Гатчине.

Вместо эпилога

В конце концов «Хиросиму» притащили в родной Кольский залив.

В Москве и Питере бушевала весна, а здесь едва-едва повлажнел снег да дни чуть насытились солнечным светом.

Тех, кого не схоронили в море, погребли в Кислой губе, что на окраине Полярного, подальше от родного гарнизона, чтобы не смущать боевой дух уходящих в море экипажей.

О чем думал тогда, может быть, вспоминал

Зов друзей или очи любимой.

Только запах чужой вдруг мечты оборвал.

Газ угарный несет шлейфы дыма...

Те, кто спал, кто мечтал, а кто вахту держал,

По постам боевым разбежались.

А в Девятом кто встал, кто услышал сигнал,

За себя и за лодку сражались.

Отзывается в сердце не каждый удар.

Рядом гибнут свои же ребята.

И открыть бы, да нет, смерть войдет и сюда.

И седеют от крика в Девятом.

Встаньте все, кто сейчас *** пьет и поет.

Замолчите и выпейте стоя.

Наш подводный, ракетный, наш атомный флот

Отдает честь погибшим героям."

Список погибших на подводной лодке К-19 24 марта 1972 года:

1. Алексеев А. П., старшина 1-й ст.;

2. Бабич А. Н., матрос;

3. Борисов Ф. К., мичман;

4. Васильев А. П., гл. старшина;

5. Волошин Х. А., ст. матрос;

6. Галкин Н. И., старшина 2-й ст.;

7. Глушаков П. И., старшина 2-й ст.;

8. Гринько В. В., матрос;

9. Губарев В. Ф., ст. матрос;

10. Ефимов Н. А., матрос;

11. Захаров А. Н., матрос;

12. Кильдюшкин В. А., ст. матрос;

13. Кондратенков М. И., матрос;

14. Марач К. П., старшина 2-й статьи;

15. Мисько И. П., матрос;

16. Мосолов В. Е., старшина 1-й ст.;

17. Муслимов Р. Ю., ст. матрос;

18. Николаенко В. Г., мичман;

19. Новичков А. И., мичман;

20. Расюк В. В., ст. матрос;

21. Сербин И. А., ст. матрос;

22. Сидоров Л. Н., ст. матрос;

23. Ситников С. А., матрос;

24. Хрычиков В. В., лейтенант;

25. Худяков Б. Е., матрос;

26. Цыганков Л. Г., капитан 3-го ранга;

27. Шевчик М. В., матрос;

28. Ярчук С. Г., старший лейтенант

Перечень спасательных судов, участвовавших в спасении К-19:

- сухогруз «Ангарлес»;

- большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Дрозд»;

- спасательный буксир «СБ-38»;

- спасательный буксир «Стерегущий»;

- спасательное судно «Бештау»;

- спасательное судно «Агажен»;

- спасательное судно «Алтай»;

- крейсер «Александр Невский»;

- плавбаза «Магомет Гаджиев»;

- вертолетоносец «Ленинград»;

- несколько рыбацких и других судов.

 

[Sergius_Grey]

Окончание службы

 

В1979 году  К-19 признана утратившей значение как крейсер-ракетоносец и переоборудована в лодку связи по проекту 658С. Названа КС-19. В 1990 году выведена из боевого состава в резерв, уже после этого переименована в БС-19 (1992). Несмотря на все старания ветеранов-подводников, пытавшихся сохранить первый атомный подводный ракетный крейсер, утилизирована в 2003. Сохранилась лишь рубка. Планировался перевоз её в Москву, но в результате рубка так и осталась в Снежногорске (Мурманская обл.) перед судоремонтным заводом «Нерпа», где её отремонтировали.

Всего с момента постройки «К-19» прошла 332 396 миль за 20 223 ходовых часа. Выполнила 6 боевых служб общей длительностью 310 суток, осуществила пуск 22 баллистических ракет, провела 60 торпедных стрельб.

Вывод лодки из строя ВМФ СССР состоялся 19 апреля 1990 года

В 2003 году была отправлена на утилизацию на завод «Нерпа», несмотря на просьбы о превращении лодки в музей. Часть ограждения выдвижных устройств сохранена как мемориал и установлена у проходных СРЗ «Нерпа».

 

Почему же все таки "Хиросима" ?

 

«Моряки, как, впрочем, и все люди, вступающие в контакт со стихиями, достаточно суеверны. Например, они твердо убеждены в том, что бывают корабли везучие и невезучие. Конечно, многое на корабле зависит от экипажа, и от порядка, раз и навсегда установленного (или так и не установленного). Как бы то ни было, но одни лодки служат годами без малейших происшествий, а другие - не выходят из череды несчастий.

Первая ракетная атомная подводная лодка СССР под тактическим номером “К-19” по кличке “Хиросима” перенесла все виды аварий, которые только могут быть на корабле: столкновение под и над водой, пожар, ядерную аварию главной энергетической установки, вывод из строя реактора, переопрессовка первого контура, поступление забортной воды в прочный корпус... И так она прослужила на Северном флоте в авариях и ремонтах 30 лет..»

Н.Мормуль. Плавучая «Хиросима»

 

Видео

 

 

Источники

 

http://korabley.net/.../2009-07-17-302

http://flot.com/hist...sting/k19-2.htm

http://zn.by/spaseni...k-eto-bylo.html

http://k19.ru/2013/0...9-и-снова-траг/

http://k19.ru/2013/0...время-лодка-мо/

http://ru.wikipedia.org/wiki/К-19

http://ria.ru/spravk...ue=registration

http://sources.ruzhany.info/022.html

http://sources.ruzhany.info/024.html

 

[anonym_EKrSXpe2DQyu]

Окей, причем тут Хиросима?

[HARD_roker]

F_Sol (16 Авг 2013 - 20:30) писал:

Окей, причем тут Хиросима?

дайте закончть пост, вопросы после

[DAST]

интересная статья,лови +

[anonym_EKrSXpe2DQyu]

XAPDPOKEP (16 Авг 2013 - 20:33) писал:

дайте закончть пост, вопросы после

Милый человек, название темы и содержание темы меня удивили, я прошу ТС рассказать почему он назвал к-19 нашей Хиросимой.

[1L1dan]

F_Sol (16 Авг 2013 - 20:30) писал:

Окей, причем тут Хиросима?

Это прозвище лодки во флоте.

[anonym_EKrSXpe2DQyu]

1L1dan (16 Авг 2013 - 20:38) писал:

Это прозвище лодки во флоте.

Перефразирую. Почему ее так прозвали, я понимаю после чего ее так прозвали, но почему?

[1L1dan]

F_Sol (16 Авг 2013 - 20:39) писал:

Перефразирую. Почему ее так прозвали, я понимаю после чего ее так прозвали, но почему?

Из-за количества аварий.

[HARD_roker]

F_Sol (16 Авг 2013 - 20:37) писал:

Милый человек, название темы и содержание темы меня удивили, я прошу ТС рассказать почему он назвал к-19 нашей Хиросимой.

еще у ТСа еще есть  2 "резерва", все будет, только не забегайте вперед, большая тема

[il2005]

XAPDPOKEP (16 Авг 2013 - 20:46) писал:

еще у ТСа еще есть  2 "резерва", все будет, только не забегайте вперед, большая тема

Он спецально мучает нас! Сидит и прикалывается! :veryhappy: А ну выкладывай, а то минус поставлюююю! :veryhappy:

[HARD_roker]

il2005 (16 Авг 2013 - 20:50) писал:

Он спецально мучает нас! Сидит и прикалывается! :veryhappy: А ну выкладывай, а то минус поставлюююю! :veryhappy:

пока трейлер смотрите

[il2005]

XAPDPOKEP (16 Авг 2013 - 20:51) писал:

пока трейлер смотрите

Да знаю я про нее ( не все конечно, все оней вряд ли кто узнает)и про то, что произошло. Да и тс знаю хорошие темы делает, просто подтруниваю! :veryhappy:+

[anonym_EKrSXpe2DQyu]

1L1dan (16 Авг 2013 - 20:40) писал:

Из-за количества аварий.

Как связана затонувшая\ ныне утилизирована\ подводная лодка, с навернувшейся системой охлаждения жидкотопливного реактора?

[lajok]

Слыхал уже про эту подводную лодку !

[_KAIOT_]

F_Sol (16 Авг 2013 - 20:30) писал:

Окей, причем тут Хиросима?

Тот же вопрос.

[1L1dan]

F_Sol (16 Авг 2013 - 21:03) писал:

Как связана затонувшая\ ныне утилизирована\ подводная лодка, с навернувшейся системой охлаждения жидкотопливного реактора?

А еще там были пожары, столкновения, короче скандалы, интриги, расследования.

[Konstantin18ko]

Я бы не сказал что "Хиросима", я бы сказал мини-"ЧАЭС". При Хиросиме был авиа-налет враждующих стран, а при аварии на ЧАЭС люди сами себе могилу сделали... Но я горжусь этими моряками, не смотря что они сами строили эту подводную лодку. Надо им отдать должное, они проявили смекалку во всех случаях. Не то что сейчас, при такой то ситуации нажмите кнопку Б, дерните за рычаг А и поверните виньтель Ф.

P.S. Надо сказать спасибо, что они не бросили лодку, как капитан этого судна!